Примерно со всем этим совпадало по времени обвальное нашествие так называемых дней Длинных Железных Столов, когда общественное мнение пребывало в некотором ступоре, не зная, чем это закончится и закончится ли вообще. В представлении многих, происходившее было иллюстрацией без конца обещаемого конца света, тем более что для очевидцев удар явился не столько непредсказуемым, сколько исключительно жестоким по последствиям. Случаи, когда полезной микрофлоре кишечника человека удавалось преодолеть кишечный барьер, происходили и раньше, и не так уж редко, но лишь теперь целенаправленный выход микрофлоры за пределы гематоэнцефалического барьера непосредственно в мозг, сопровождавшийся непоправимыми разрушениями, приобрел едва ли не пандемиологический характер. Среднестатистический уровень иммунодефицита просто не позволял нежизнеспособному в таких условиях, убогому от самой природы техногенной цивилизации организму возможности противостоять давлению, которое минимально превышало привычное. Все произошло настолько быстро, словно некий один и тот же механизм, подчиняясь одному ему известной механике, вдруг повсеместно пошел с нарезки, так что сгоряча стали искать мутанта-бактерию с функцией детонатора на стороне. Может, он и был, этот детонатор, сейчас уже никто не скажет. Но по степени отрезвления еще более пугающим показался неожиданный полный исход, когда всё в той же обвальной форме и завершилось, как и началось, оставив озадаченных специалистов один на один с данными статистического анализа в недоумении, чего еще следует ждать и когда.
Нужно было бы сразу заметить, что все, что произошло дальше, вряд ли происходило как следствие вмешательства со стороны интрагому, как то пытался кое-кто показать. Достаточно сомнительно, акции подобного рода означали бы прежде всего нарушение привычного молчания по отношению к экзистенциям внешнего мира, а это как-то мало увязывалось с их философией и взглядом на мир. Наверное, с учетом тогдашнего разброда настроений, логично допустить, что самим гоменам стоило лишь произнести в тот момент несколько исторических слов, чтобы потом использовать ситуацию с дальновидной выгодой для себя и для всех, внешний мир, сколько его ни было, покорно пошел бы за ними куда угодно. Однако они этого не сделали. Возможно, просто не стали торопить события. Может быть также, они ничего не знали. Я со своей стороны сказал бы, что им это просто было неинтересно, им хватало других забот: проведя несложную манипуляцию сознания внешней по отношению к ним среды и перенаправив реальность в приемлемую для них версию, они ни на что больше не отвлекались. В том числе и на приближение конца света. Между тем уже геронтогенез, плевшийся до того в хвосте событий от одной среднестатистической возрастной отметки к другой долго, сонно и нудно, вдруг без всяких предисловий, как лошадь, которой надоел все время тянущийся один и тот же размеренный шаг и которая решила единым махом покончить наконец со всем неосвоенными расстояниями, как-то очень энергично пошел из-под контроля, причем во все стороны сразу, не отвлекаясь на панически вводимые повально ограничения и вотумы.
Довольно быстро выяснилось, что прежний процесс не столько даже утратил известную логику, сколько выявил другую, менее явную, однако уходящую далеко, очень далеко много дальше доступного здравому смыслу; но это стали выяснять уже потом, тогда же о логике всяких и великих в том числе тенденций размышлять старались меньше всего, глобальные неприятности воспринимались как очередной акт конца света. Конечно, идея всем пожить долго, с удовольствием и дожить потом еще до 110120 лет воспринималась сразу всеми и более чем благосклонно, тем более что реальные посылки к тому имелись давно. С другой стороны, хорошие заделы генетиками с медиками были заложены во всех смежных областях знания именно с учетом таких реальных возможностей, без разного там надрывного самоотречения и целования земли, и потом, чего б, действительно, не жить еще человеку после и до 140 и до 160, никто не видел, отчего б ему, и в самом деле, не жить еще лучше и дольше, более того, мало кто только не был убежден, что именно так все и будет. Но никто не предполагал эволюции в такой деликатной области, принимающей такие формы.
То, что с нормальным историческим процессом что-то не так и что надвигались большие дела, чувствовали многие. Об этом говорили и зачастившие что-то в последнее время всевозможные кризисы, и бесконечные убедительно и грамотно изложенные обещания всеобщего мировоззренческого сдвига, когда умершее прошлое оторвется однажды, уносимое течением, и больше уже не сможет контролировать обыденное сознание; сюда же шло удивительное социопсихическое явление, кодекс моральных норм железный, почти монашеский, но всегда строго индивидуальный, как бы в противовес и даже в пику этическим нормам Большинства; и спорадически просыпающаяся через силу совестливость по отношению к зеленым очертаниям лесов, когда классической формой постиндустриализма еще и не пахло; поминутное возникновение всяческого мистического опыта и такое же поминутное его исчезновение; лихорадочное перебирание бессчетных религий с неослабевающей угрозой пандемий нетрадиционных парарелигий; непредсказуемая по силе релятивизация абсолютно всего на свете и тут еще гомены со своими закрытыми парками как неслышно зарождающийся новый зоологический вид неизвестно чего, и заметное падение рождаемости, и какие-то пятна на солнце, непонятно только было, причем тут геронтогенез и причем тут события анаболического порядка.