А зачем тебе это знать, немец? Федя сделал умное лицо.
А вдруг придется на собрании выступать.
Тебя что и на собрание приглашают?
Да. Как правило, по случаю Победы 45-го. Чтобы показать живого немца.
Колян, поднимая очередной стакан, вдруг высказался кардинально жестко.
Да пошел он на этот Гондурас! Опять какие-нибудь недоедающие папуасы бананы между собой поделить не могут.
Его единодушно поддержали все. Правда, Митяня, морщась после выпитого стакана, засомневался:
Партия такие высказывания не одобрила бы! В Гондурасе есть Вильеда Моралес. Его правительство всегда было за народ, он шмыгнул носом.
Какая партия? Колян усмехнулся. Твоя партия эсеров и меньшевиков! Ты что забыл, по какой статье ты топал сюда ножками из Дудинки.
После этих слов все притихли. Потому что все они когда-то протопали по этой дороге. Еще молодые, но уже состарившиеся растоптанной душой, они уже не верили в омоложение. Зная, как не подбрасывай птицу с подрезанными крыльями, она уже никогда не полетит и тем более никогда не начнет парить. Федя опять сделал умное лицо:
Митянь. А кто такие эсеры?
Социалисты-революционеры по жизни. И мелкобуржуазные контрреволюционеры, словами Верховного Трибунала ВЦИК отрапортовал Митяня и, посмотрев на Федю, вдруг спросил:
А ты, немец, на Родину то собираешься?
Федя опустил на стол натруженные мозолистые руки. На левой руке фаланги четырех пальцев были сплющены. Результат первого допроса в НКВД.
Так у меня в Казахстане никого не осталось. С женой пожил только месяц. Где братаны, не знаю. Мне же как младшему всего десять лет дали. А братанам по пятнадцать, без права переписки. Где они и живы ли до их пор, не знаю.
Все замолчали, потому что никто из них не знал о судьбе своих близких. Помнили лишь свой общий срок по приговору в пятьдесят лет на четверых.
Слушай, немец! Давай выпьем за то, что нас не грохнули с тобой тогда, четвертого августа, когда было принято решение ликвидировать наше пятое отделение. Помнишь, как мы ползали с тобой среди трупов. За те нары, под которыми мы с тобой схоронились. И за ребят, которых положили перед нами. За август пятьдесят третьего, Колян подошел к Феде.
Все выпили стоя. Говорить не хотелось. За много лет, проведенных в Норильлаге, нас приучили молчать. Потом опять выпили молча. На следующий день мы с Коляном пили вдвоем. Бегали за водкой и пили. Потом я пил один. Сколько дней прошло не помню.
Пришел в себя от громкой музыки. Цыганская песня стащила меня с кровати. Посмотрел на радиолу. Она была выключена. Выглянул в окно. Обошел всю комнату. Заглянул в шкаф пусто. Вышел в коридор. Никого. Вернулся обратно. Прислушался, может у Коляна музыка играет? Песня смолкла, наступила тишина. Я сел на кровать и начал вспоминать, какое сегодня число, день недели. Вдруг услышал рядом с собой возглас, пронзительный, призывающий:
Ах, други! Чавелэ-ромалэ!
Полилась музыка. Зазвучала песня надрывная, печальная, где-то совсем рядом со мной. Я резко нагнулся и заглянул под кровать. Темнота, нет никого. Осторожно потянулся рукой к ковру, висевшему на стене, отдернул его за край. Так вот же где они. Шатры, кибитки. Большой костер. Вокруг костра цыганки в цветастых ярких кофтах, таких же цветастых юбках, высоко взмахивая подолами, босиком танцуют прямо за кроватью. «Откуда в Норильске цыгане?» подумал я и начал понимать, это уже «белочки».
Быстро стал одеваться. Выскочил во двор. Почти бегом преодолел улицу Пушкина. Вышел на Ленинский проспект, ярко освещенный фонарями. Первый выпавший сентябрьский снег блестел синевой и приятно хрустел под ногами. Часы на здании гостиницы «Норильск» показывали три часа ночи. Ускоряя шаг, прошел мимо памятника Ленину и пошел через дамбу в Старый город. Над горами небосвод полыхал Северным Сиянием. От этого начала кружиться голова, почва уходила из-под ног. Я несколько раз упал и, стараясь не смотреть вверх, начал прижиматься ближе к ветровым отбойникам.
Только дошел до середины дамбы, как снова услышал музыку. Оглянулся. За мной ехали несколько кибиток. Цыгане стояли в полный рост в ярких рубахах, шароварах, некоторые в жилетках на серебряных пуговицах. В руках гитары. Пальцы в перстнях, скользили по струнам, рождая веселые мелодии. Женщины, в многоярусных юбках из атласа, в кофтах с вышивкой бисерным шитьем, в экзотических серьгах, кольцах и браслетах шли за кибитками. В такт музыке, размахивая руками и ударяя в бубны, подергивали плечами, поворачивая гибкие тела.