единому мнению. По памяти назову только те, которые точно помню. Два ордена «Красной звезды» и ордена «Отечест- венной Войны» степеней не знаю, этих тоже два было. Два ордена на планке с Георгиевской лентой, один из них как пом- ню орден «Боевого Красного Знамени» и две медали «За Отвагу», медали «За взятие Кенигсберга» и, «За Победу над Германией», остальных, к сожалению не помню. Этот иконо- стас я надевал три раза: первый раз на генеральной репетиции спектакля, второй на первом спектакле 9 мая, и третий раз в том же году на Новый год нас попросили сыграть на сцене его ещё раз. Надевая на себя китель с наградами со мной что-то во внутри происходило, я словно пьянел: был чрезмерно возбу- ждён, и вообще всё было довольно странно будто магия какая-то. Мне казалось, что я сейчас полечу просто мистика то, состояние души и внутреннего самочувствия: как тогда би- лось моё сердце словно у воробья и казалось, я слышу его. Всё это запомнилось на всю жизнь; прожив немало лет, сколь- ко я не вспоминал больше подобного чувства так никогда и не испытал. Вот что такое боевые ордена и медали! Боевые на- грады, прошедшие на груди их владельца бои и сражения: впи- тывая, насыщаясь всей той информацией, которой пронизано было всё вокруг пространство, а вместе с ним и те чувства сол- дата, бушевавшие в нём самом. Под той гимнастёркой, на ко- торой были закреплены награды и прикрывали грудь его, слу- шали стуки сердца и считывали мысли воина, когда он шёл в штыковую атаку. Вполне не исключено, что потому и спектакль такой удачный получился. Возвращая награды, я чувствовал какую-то тягу к ним: крайне не хотелось с ними расставаться. Пока тётя Таисия аккуратно укладывала их на место я стоял сзади и через её плечо с сожалением наблюдал за её руками, будто расставаясь с чем-то живым и сердцу дорогим
А на следующий день фронтовики продолжали отмечать праздник и обмывали новую полученную юбилейную ме-
даль. Николай Иванович человек был не пьющий, но в тот день пришёл немного выпивши. Мы вдвоём с его сыном Петром сидели на лавочке под забором; он подошёл и, усевшись с нами, стал нам рассказывать почему-то именно о войне с Финляндией, вероятно, она эта засекреченная вой- на, для него была куда памятней и страшнее, чем четырёх- летняя с немцами. Рассказ его мне запомнился на всю жизнь, и я изложу содержание этого рассказа так, как я его в то время воспринял.
Кругом всё покрытое снегом, лишь чёрная хвоя де- ревьев и такие же чёрные выступы остроконечных гранитных скал выделяются тёмными пятнами на этом белом фоне. Под ногами сухой как порох снег с крупой, будто горох под нога- ми скользит. Кругом тишина, ветка на ёлке не шелохнётся страшная тишина, ибо она таит в себе смерть! Каждый невер- ный шаг, как и движение тела, могут оказаться последними в твоей жизни. Отовсюду: из-за каждого выступа скалы, как и с любого дерева, веяло духом гибели, отчего на душу постоянно накатывалась душевная тоска, а мысли в голове друг друга спрашивали о той нелепости, и казалось ненужности этой вой- ны. Говорить об этом даже во сне самому себе боялись: кругом уши, кругом провокаторы и стукачи. Впереди линия обороны финнов, на штурм которой ходили уже несчётно раз и всё впус- тую, оставляя после каждой такой атаки лишь поле усыпанное трупами. Каждый сантиметр площади простреливается вдоль и поперёк, и взять эту преграду можно лишь единственным спо- собом это если штурмующих бойцов будет больше численно- стью, чем у противника имеется пуль. Дзоты и доты: к ним, да- же если бы и удалось добраться простой гранатой не возь- мёшь здесь нужен крупный калибр пушки; лучше бы тяжёло- го танка и прямая наводка, от навесного артобстрела пользы мало, а лучше сказать никакой: как по воде батогом. Тяжёлый танк сюда не пройдёт: скалы, обрывы, лес и снайперы они
везде и повсюду, порой кажется, что под каждым камнем и на каждом дереве сидит. Окоп, как и траншею не выроешь, под ногами гранит, только взрывать, потому пользуются лишь есте- ственными укрытиями. Периодами тишину нарушает артобст- рел бризантные снаряды это исчадие ада. Та же шрапнель только в совремённом виде. Шрапнель разрывается в воздухе, но взрыв её схожий с разрывом осветительной ракеты на все стороны; бризантный снаряд, разрываясь над головой, при этом осколки от него все направлены строго в землю, потому в радиусе его разрыва остаётся всё иссечено осколками, будто капусту пошинковали. Единственное спасение, если удастся затесаться между скал. Перед очередным штурмом наших бойцов подкрепляют лёгкими танкетками от них пользы, как от козла молока: двадцати двух или тридцати двух миллимет- ровая пушка, из которой только по воробьям стрелять, к тому же броня на танкетках в девять миллиметров, которую финны бронебойными насквозь прошивают.