она думала:
Извините, Пётр Леонтьевич, я вам даже присесть не предло- жила. Проходите, берите стул, садитесь и успокойтесь, а я сей-
час чай заварю, иначе я совсем в растерянности, даже не знаю, о чём и сказать. То о чём вы сказали, в голове у меня не уклады- вается. Это как-то спонтанно, словно с меня шляпу с головы ве- тер сорвал и унёс. От ваших слов у меня даже всё тело дрожать
стало. Сидите пока, а я с примусом повожусь, гляди и в себя
приду. Простите, но я не могу вот так сразу Бог мой! Я и сама не знаю, о чём я сейчас говорю!..
Елизавета, выйдя в коридорчик, который служил миниатюрной кухонькой, стала разжигать примус, а после затарахтела посу- дой. Дверь из комнаты в коридор оставалась открытой. Пётр
Леонтьевич, всё это время, уставив свой взгляд в коридор, не
пропускал ни единого звука мимо ушей, и даже частое дыхание квартирантки воспринимал, как нечто непосредственно относя- щееся к его дальнейшей судьбе. Прошло немного времени, и
Лиза внесла в комнату две чашки дымящегося паром чая, поста- вив на стол, сказала:
Как хотите, Пётр Леонтьевич, хоть казните меня, но я сейчас вам ничего сказать не могу. Давайте договоримся так дайте мне хотя бы три дня на размышления. Если я через три дня с вашей квартиры не съеду, значит, можете считать, что я соглас- на. Устраивает вас так, Пётр Леонтьевич?
Лизонька, я готов ждать хоть три года! Как скажешь, ангел вы мой, так пусть и будет. Я на всё ради вас согласен, даже больше
того, скажу вам, что никогда, никогда вы не пожалеете, дав со- гласие. Я Богу на вас буду молиться, никогда и ни в чём не по- смею вас упрекнуть. И это не пустые слова и обещанья, хотите вон перед иконами клятву сейчас дам?!
Да Бог с вами, Пётр Леонтьевич, зачем мне ваши клятвы, я же ещё ничего не решила, а вы о каких-то клятвах речь ведёте. Вы только не подумайте, что я набиваю себе цену это было бы ко мне совсем несправедливо. Если честно сказать, то я себя не
очень-то высоко и ценю. Кто я такая, чтобы нос задирать обычная хуторская баба, каким на базаре, как говорят, грош
цена. Не торопите события. Ко всему этому честно признаюсь у меня есть ухажёр, хотя правильней сказать был. Да и не со- всем он ухажёр, а почти год мы с ним жили уже вместе, только и того, что я женой его не торопилась стать. Это я сказала к тому,
чтобы вы знали и не очень-то меня в праведницы причисляли есть и у меня грешок, как и у многих, мне-то уже не шестна-
дцать, хотя, как вы сказали, юной выгляжу, но давно бы пора и семьёй обзавестись. На данный момент мы с ним расстались,
потому-то я и поселилась у вас на квартире. Мы с ним работаем на одном предприятии. После того как я ушла от него он мне житья не даёт, пройти по фабрике одной невозможно: только
направилась куда-то вот и он как из-под земли чёрт выскочил! Клянётся, божится, что пить и ревновать к кому попало бросит, но я ему не верю. Стоит мне вернуться назад и всё пойдёт по
проторенному руслу. Бить не бил, но каждый раз, когда пьяная ревность у него взыграет, хватает меня и трясёт как грушу, того и гляди мозги из головы все вытрясет. Глаза при этом красные и
злые: становится прямо, как ненормальный! Так и думаю, сей- час схватит за горло не поморщившись, удавит, потому-то и ушла от него терпеть дальше сил больше не было.
Лизонька, я вас вполне понимаю, сочувствую и каждому ва- шему слову верю, но поверьте и вы мне. За мою уже не корот- кую жизнь, мне так невезло с самой молодости на жён!.. а какие ведь славные и божественные девушки обе были и погибли бес- следно, растаяв как дымка в небе, одна память о них и жива. Вы
не торопитесь, Елизавета Максимовна, три дня не обязательный срок, я готов ждать сколько пожелаете.
Умолкнув, оба чувствовали себя как не в своей тарелке: это бы- ло похоже на то, когда сошлись два человека, собираясь о чём- то договориться, но к единому мнению так и не придя, не знают, что им делать дальше. Чай в чашках так и остыл, к нему даже не притронулись. На заднем дворе, где сарай с углём и дровами
злилась собака, тявкая, не переставая; мимо окна в эту минуту во дворе промелькнула тень: кто-то из квартирантов домой воз- вратился; на стене рядом с зеркалом громким цоканьем часы- ходики свой такт отбивали, а в потолке мышка скребла. Тихое дыхание двух одиночеств каким-то отчуждением и тоской
наполняло всё пространство в комнате. Поменяв положение те- ла на стуле, Елизавета, будто очнувшись от сна, глубоко вздох- нула и тихо так, душевно сказала: