этом только в книжках пишут, а в жизни, если и случается, то чаще врут.
Да никакой я не благородный! коммерсант, и то бывший.
Теперь-то при классовой вражде до крови, кому это надо?!
Скромность то, какая!.. никогда бы не подумала, что такой видный и славный мужчина, а живёт в одиночестве. Посторони- тесь, пожалуйста, Пётр Леонтьевич, я дверь открою: войдём в мою как вы сказали, собачью конуру и продолжим беседу.
В тот же день, на улице Пушкинской, когда за окном ещё было светло: заперев изнутри двери и задёрнув занавески, чтобы
ненароком кто из квартирантов не попытался вломиться, укла- лись оба в мягкую широкую кровать уже в доме Петра Леонтье- вича, ибо терпеть нахлынувшие чувства он уже был не в состоя- нии. Любовная идиллия со страстями и преклонениями: как
неожиданно и случайно начавшись, так, словно гром небесный, оборвалась минуя один месяц и три дня. Пётр Леонтьевич вы-
считал после вплоть до часа. Нина, днями пропадая неизвестно где в одну из ночей совсем домой спать не пришла: и это было только начало. Теперь Пётр Леонтьевич, перебирая в памяти детали знакомства с этой Ниной, вспоминал тот вечер с боль-
шим сожалением: «А как обнимались и целовались, уткнувшись лбами, друг в друга, будто дети какие!..Придёт домой выяснять отношения не стану, потому что сам виноват, смалодушничал тогда! Чужие мы с ней- чужие! Как случайно встретились на ноч- ной тёмной улице, такой мрачной, тёмной и жизнь дальше по- шла. Девушка она конечно при всём при этом, но не для меня!
Как подумаю, что она в эту минуту с кем-то в постели лежит, а то и под ним удавил бы, стерву!.. зато потом душа бы стала спо- койна. Спрашивается и где её носит ночами?!..». После этого
ещё сутки Нину прождал Петр Леонтьевич, и только потеряв уже всякую надежду, отправился на розыски. Отправился на преж-
нее её местожительство, надеясь хоть что-то там узнать. Бабки соседки, выслушав его прямо сказали: «Сударь, у вас, навер- ное, глаза затмило, когда вы её от нас увозили. Мы ещё тогда
сказали, или из шайки какой-то на вас грешным делом поду- мали или полоумный нашёлся. Вам трудно было к нам подойти и спросить за неё?.. Господи до чего вы мужики слабоумные!
Она же от рождения сучье отродье, каких и свет не видывал!.. а
вы как те кобели следом за сворой собак побежали. Вы, госпо- дин, её не ищите, потому как её не найдёшь, да и зачем она вам?! Тут до вас, после того как вы её увезли больше десятка мужиков сюда приходило. Позавчера её два моряка уводили: один по заднему месту всё мацал и хлопал её, второй в это вре- мя за титьки тягал. Так и ушли не попрощавшись. Вот с того ве- чера как в воду канула, больше не видели. На корабле, скорей всего уплыла туда ей и дорога!..». Старухи ещё что-то вслед
говорили, но Пётр Леонтьевич уже не слушал, удаляясь в рас- крытые створки ворот. Вернулся домой в крайнем расстройстве: войдя в комнату, непроизвольно кинул взгляд на комод, куда всего пару месяцев назад он положил шкатулку, припрятанную ранее в тайнике. В ту же минуту всё тело до самых пяток про-
стрелило: кинулся к комоду и сколько не шарил рукой среди ба- рахла шкатулка пропала. Тут же и сел на полу, с горестным взглядом уткнувшись в потолок, завыл по-волчьи. Пропала не только «невеста-жена», но вместе с ней и шкатулка с драгоцен- ностями, которые ещё от Лизоньки остались. Сколько ведь лет
спрятанная вещь в надёжном месте лежала!.. а тут, словно чёрт под рёбра подтолкнул, взял и достал, спрятав в комоде, а после на ниве любовной похоти забыл про неё. Шкатулка-то и была миниатюрная: по площади немногим больше ладони, её с дру- гими подарками Пётр Леонтьевич в день венчания жене пода- рил. В ней Елизавета хранила те драгоценности, что были на
ней, когда родительский дом покидала и те, что муж потом пре- поднёс: серёжки и колечки с бриллиантами, золотая цепочка с таким же крестиком, часики с браслетиком, брошь дорогая и
остальное по мелочи. Потому и достал из тайника, что Лизонь- кой от всего этого пахло. Пётр Леонтьевич когда совсем тоска заедала возьмёт, разложив на ладони, прижмётся лицом ко всему, вдыхает запах её. Тоскует и плачет. Сейчас сидя на полу, он уничтожающе корил себя за опрометчивый поступок, нена- видя свою сущность за проявленную слабость к женскому полу:
«Кто тебя за язык-то тянул, идиот, ты!.. предлагая ей супруже- ство?!.. Походил бы месяц-другой, ноги бы не отвалились! Гос-