Немой полудень иссушает жарким напором света,
Безжалостный огонь вселенский держит баланс покоя и тревоги на кону,
Подобно струна издаёт волны резонерства, возвышает тонкий возглас под потолки построек,
Уймись мелодия, твой трепет шкребущий прогоняющим зовом никуда не ведёт,
Подобно дикая порода непокорствует и впивается ядовитыми струями в уши,
Играет на нервах с незапамятных времён, мать эволюции, предтеча богов,
Отдай мне свою руку и уволакивай за холмы веков, что томятся невзрачные извивая жала костров,
Из пожаров дымящих залежей зажжённых дерзновенной искрой, мелькнувшей при отключке сознания щелчком,
Коробит меня, коробит, терзает душевная мука, разгребает ментальность подобно песок, растопырив когти осторожно.
Зачем? Для чего? Не нужно ведь играть с тоскою пытаясь её расчленять, это не патанатомия, а нечто ещё дышащее и бдящее в предвкушении вольности.
Вон, убирайся, вон, каверзная преисподница! Со мной не прокатит твоя завитая плетнина,
Меня не проведёшь, даже думать не хочется до конца жизни о твоём плоском юморе, лавочка закрыта на надёжный засов,
Только форточка сквозит и стрекочет щеколда, вентиляция произвольная, творческая,
Для прихода идей требуется свежий воздух и отсутствие заслонов пред его поточностью,
Иначе потухнет прекрасный вечер увязая в глуши глубинной, что задерживает за собой рвение текущих дней, по городам и странам, где металась буйствующая лира оставляя тёплый след,
Ведь не хочется ужаса, лучше чтоб хотелось от восхищения.
Из сна доносится таков ответ: «Вы чувствуете и должно быть ведаете,
Какова ваша жизни форма,
Протяжённость от вчера через сегодня в завтрашнюю иллюзорность.
Соответствует ли опыту будущее? Насколько грядущее предопределено разумностью? Похоже именно на попытку втиснуть бытие в формы памяток о несуществующем прошлом,
Алчная ограниченность противоречий, неисчерпаемое желание большего, что замкнуто в ментальном тупике, это можно назвать безумием в здравом состоянии тела,
Не сложно протянуть руку вечности, тяжело не раствориться в ней или не замкнуться в циркулирующем повторении по месту случая, словно беспечность доверяется гибели, что приносит необратимые увечья и искажения форм жизни,
Но не видит ни образа гибели, ни её следа, и бредёт по собственной полосе чёрно-белой, где ещё не изобрели разноцветность,
Трансляции не те, слишком развеяны по небыли и распростёрты пред неуместными критериями,
Да подсказать некому, никто не просеивает приоритеты, чтоб изваять прекрасную формацию всеобщей перспективы,
Вы чувствуете и должно быть ведаете, чего не хватает в мире этом,
Как по мне, так не хватает разумности, все возможности заперты на замок превозвышенности под ключик тупости,
Как сказать, можно не говорить вообще, всё ясно и так, лишь непостижимые дали необъятных простор напомнили, ещё есть что-то большее, непременно есть где-то что-то ещё, стоит лишь выйти из мыслеобраза скупости, чтоб вселенскую сущность обогнуть живым поясом,
Пустить и ветви, и корни, дабы ею в себе утонуть».
На скороспешную руку сдирается лад, в промедлительный тупик упирается нечто необъятное, гибельной очерёдностью представ, а раз упёрлось, то от ханжества смутьянов. Где середина? Середина пустота, её нет, ибо усреднение вершин нисходит к лишениям. Должны усредняться лишь показатели, но ни достижения.
Дьяволица не представая образом продолжает томно причитать: «Нагадали атомы, нагадали,
Из лежачей пустоши снизойдя изысканиями,
Накатами, накатами швыряются в будущее,
Предсказание читаю здесь, по ним, в текстуре амплитуд и жестов жизни, что воплоти скребёт изнанку замкнувшегося периода,
Кто-то помог ему замкнуться, чтоб навскидку сложности упразднить, вымирание ради уюта,
И вьётся вокруг ступора того нитка тропой извилистой, что стопы мнёт, а порой и лица,
Поползновения зыбкие рук за добычей уводят на долго в другую плоскость событий, что даётся не за предначертанность иллюзий,
Вон крадётся день и ночь его преследует не спрашивая никого ни о чём,
Можно уткнувшись упором смотреть, как закат сменяется рассветом, как меняют форму силуэты расточаясь от привычки до привычки,
Но вон откололся стержень и нету больше оси центробежной, лишь расторопное мельтешение гнущихся тел,
Никто ничто не предскажет, коли некак и незачем, все детали во власти творения, оно протекает с выбрасывающимися волнами на иссыхающий берег,