Так, милая моя, а ну-ка вновь собери себя по кусочкам и натяни улыбку, ты же на работе! Все, что ты сказала, существует только в твоей голове, со стороны это выглядит не так
Нет, именно так! Все знают, если она одна, с ней сто процентов что-то не так. Скорее всего, она некрасивая!
и ты сама подпитываешь эту «картину мира», будто бы вовсе не слушая Лену, продолжала Вера. Все, что ты чувствуешь, абсолютно естественно, но! Мужчин сейчас в два, а то и в три раза меньше, чем женщин, вычти импотентов, она подняла вверх большой палец, нетрадиционных, в дело пошел указательный, женатых, средний, по той или иной причине несвободных, вместе с безымянным поднялся и мизинец, и Вера растерянно посмотрела на непристроенный мизинец, просто странных, каких сейчас тоже полно. Кто остается?
Не знаю
Да какие-то жалкие проценты Выбирать не из кого, понимаешь это?
И к чему вы клоните?
Да к тому, что женское одиночество, милая моя, отныне не феномен, а проза жизни.
Лена потупила взгляд:
И что мне теперь делать?
Ну тут есть два варианта. Ты можешь разыграть майскую ночь, или утопленницу, но тогда, даже если Бог и уготовал тебе личное счастье, ты никогда его не познаешь, либо ты можешь жить дальше, занимаясь саморазвитием. Тело оно что? Сгниет никому не нужным! А душа она вечна, так вот занимайся душой, ты с ней ой как надолго. А что касается одна не одна, помнишь, что нам там Скарлетт говорила? Я не одна, со мной Бог.
* * *После второго занятия (c Pre-Intermediate) к Вере подошла Саша «по личному вопросу». Она мялась сильней обычного и явно не знала, как начать. Вера, любовно разглядывающая ее разлетающиеся кудряшки до чего красиво! решила ее подбодрить.
Что такое?
Вера Анатольевна, я хотела бы у вас кое-что уточнить, но как бы это не совсем это неловко
Ну ты начни, а мы посмотрим, вальяжно протянула Вера, не глядя Саше в глаза. Блондинка или училка?!
В общем, Вера Анатольевна, я хотела у вас уточнить эээ а вы занимаетесь частной практикой? осторожно начала она.
Ах, об этом! Да, конечно! Сейчас уже меньше, но вообще да!
Я просто мне очень нравится с вами заниматься, подумала, может быть, мы могли бы заниматься индивидуально, потому что у меня много пробелов.
Да, конечно, но я могу, сразу предупреждаю, только по субботам, училка!
Да, это подходит А вот по цене? Как бы
Вера мысленно правой рукой сжала сердце и, не глядя Саше в глаза, механически выпалила.
Полтора часа шесть тысяч. Я знаю, это дорого, но я и так снизила, рубль стремительно падает.
Это ааа Саша пыталась проконтролировать, чтобы не выкатились глаза.
За меньше я не готова!
Я поняла, я я тогда подумаю, хорошо?
Да-да, конечно!
* * *Выходя из офиса значительно раньше, чем обычно, ибо сегодня она была вынуждена провести только два занятия, Вера все еще обдумывала разговор с Сашей. Да, студентка ей была очень даже приятна, однако, как говорят великие: «Игнатиус Муллинер, молодой человек, мог поиграть с мыслью о том, чтобы угодить любимой девушке, написав ее портрет за спасибо, но Игнатиус Муллинер, художник, соблюдал свою шкалу расценок». Саша, эта двадцатитрехлетняя крайне хорошенькая стажерка, ничего не знала о времени, да и откуда ей было знать? Она не знала, как часы иной раз будто издевались над ней, все подгоняя и подгоняя стрелки вперед, а иной они останавливались. Нет, правда, без шуток, однажды она была свидетельницей того, как остановилось время.
Это случилось много лет назад, когда она загорелой знойной златовлаской (волосы тогда сильно выгорели) в позолоченных босоножках прилетела из Гаваны, где была по дипломатической миссии, и вскоре родила сына. Головокружительные романы, государственные тайны, встречи со знаменитостями и прочая совершенно невероятная жизнь (это точно была ее жизнь, эти воспоминания не сон?), о которой, впрочем, она и сейчас не могла сильно распространяться, остались в прошлом, сменившись на пеленки, бесконечную стирку и приближающуюся денежную яму. Привезенные из Гаваны вместе с морским бризом деньги таяли, и перед Верой вскоре встал выбор: выходить на работу и нанимать няню либо что-то придумывать, как-то выкручиваться. Родившаяся спасшая их идея, впрочем, принадлежала вовсе не Вере, а ее матери и заключалась в следующем: найти учеников. Да, Вере пришлось осесть.