Принимал экзамен он же. Беседовали на испанском десять минут, и Сигал безоговорочно признал, что я пари выиграл
Когда с дымящейся кастрюлей вернулся Антон, все сели за стол.
Новенький, повернулся ко мне пожилой, садись с нами, знакомиться будем.
Я было стал отнекиваться, мол, неудобно.
Иди-иди. «Неудобно задом наперёд ходить», сказал пожилой.
Давайте я хоть за бутылкой схожу, предложил я, видя, что на столе появилась бутылка водки.
Поставишь, когда получку первую получишь, остановил меня пожилой. Да и мы особо в будни не пьём работать потом тяжко.
Меня зовут Степан, по батюшке Захарыч, но все зовут просто Степан. И ты так зови Испанца зовут Антоном, а если по-ихнему, то Антонио.
А это Анатолий, художник, показал Степан на парня с азиатскими чертами лица. Фамилия его Алеханов, чуваш.
У меня мать русская, а Алехан по-чувашски значит защитник, пояснить Анатолий. А Анатолий это по-русски; по-чувашски: Талик или Таляк.
Говорил он, растягивая слова и ставя ударение в конец предложения.
Работает этот защитник, куда определят, а больше по земляным работам. Хотя часто зовут писать призывные плакаты Ты, часом, не из идейных?
Да вроде нет, пожал я плечами
А чего Корякин не с вами? спросил я.
Корякин, как только сели за стол, оставил свой баян, бережно упаковал его в футляр чемоданного вида и вышел.
Он сам по себе. Жлоб, жмудик. С нами в долю не входит. Он и на баяне учится, чтобы на свадьбах играть, да капусту рубить по лёгкому. На зоне таких не любят.
Сам-то ты как? Хочешь, примыкай. Ты, я вижу, парень не простой, грамотный. Ну, дак и мы тоже не простые, потому что битые.
Хорошо, не раздумывая, согласился я. А что я должен?
Мы здесь только завтракаем и ужинаем, обедаем в столовой. Свой автобус возит. Кому ехать неохота, обходится батоном, да бутылкой молока Значит, так, сбрасываемся с получки по четвертному на чай, пельмени, макароны, сахар, ну, там, ещё колбасу берем, сало. Если выпить это, понятно, отдельно.
Степан, проговорив всё это, посмотрел на меня.
Ну, как ты ещё не заработал, внесёшь после.
Зачем после? Я, Степан Захарыч, отдам сейчас. Немного денег у меня есть с собой.
Ну и лады, одобрил Степан.
Я видел, что ему нравится моё почтительное обращение к нему.
В комнате есть ещё один жилец, Колька. Так ты с ним не водись. Дурак, хоть и техникум кончил, и пьяница. Бухает каждый день.
Да хорошо бы просто бухал, как нормальные люди, а бухает-то вдумчиво и серьёзно, с надрывом, будто перед светопреставлением, добавил Толик. Говорит, осенью в армию идти, так хоть напоследок погуляю.
Ага. А до осени ещё два месяца, так что допьётся до белой горячки, серьёзно сказал Степан.
И не в армию, а в психическую лечебницу попадёт, вставил своё слово Антон.
В дурдом, поправил Толик.
От водки я отказался, но поел плотно. Все сидели ещё за столом, но стали говорить о каких-то своих делах, которые меня не касались, я почувствовал себя лишним, поблагодарил и ушел в свой угол. Меня не задерживали.
Из коридора донёсся шум, недовольный говор, что-то упало, кто-то невнятно матернулся, и в комнату ввалился пьяный малый.
Колян. Лёгок на помине, засмеялся Толик.
Не поминай чёрта, он и не появится, буркнул Степан.
Колян тупо обвел всех невидящим взглядом. Зрачки его закатывались, так что виделись лишь мутные белки, расстёгнутая рубаха вылезла из штанов. Он заплетающимся языком проговорил «здрассте» и, с трудом удерживая равновесие, направился к своей кровати, причём, забыв, видно, что кровать поменял, хотел пристроиться на свое прежнее место, но наткнулся на меня, удивился, с минуту стоял, держась за спинку кровати, пока Толик взял его за плечи и отвел на его новое место. Толик помог Коляну снять ботинки, и тот, как был в одежде, завалился навзничь на кровать и захрапел.
Оставь ему чуть на опохмелку, сказал Степан Толику, когда тот стал разливать оставшуюся водку по стаканам. А то утром на работу не встанет.
Когда хоть успел, недовольно сказал Толик.
Так они с Ряхой и Валетом из девятой комнаты сразу после смены пошли, а до этого в перерыв поллитру раздавили.
После ужина Толик с Антоном стали собираться в кино, звали меня, но я отказался, соврав, что пойду к приятелю мне хотелось побыть одному, может быть, посидеть в каком-нибудь скверике и подумать, поразмыслить над обстоятельствами, в которых по своей воле оказался. А Степан достал из тумбочки книгу, прилёг на кровать и углубился в чтение.