У наших гостей никаких имплантов нет. Вообще никаких. И какие-то они недоделанные, что ли? Оркус такой только на пятьдесят шесть процентов, дарф почти на восемьдесят, а в близнецах даже половины от альвов нет. Такое впечатление, что их предки вырвались из лаборатории, и скрещивались без всякого контроля.
А может, они просто жили? Без этого самого контроля. И без лабораторий? Может, этих самых лабораторий просто нет? Куда, кстати, делся, твой прежний Носитель. Сколько он прожил? Двести лет? Или больше? И отчего умер? И почему не распорядился такой дорогой игрушкой, как ты? Ты ведь дорогая?
Не дешевая, кивнула Маша.
Олегу показалось, что в голосе бездушной, по определению, железки прозвучала обида. Но как-то реагировать не стал, просто ждал ответов на вопросы, на которые Помощница не ответить не могла.
Двести четыре года, и умер он не от старости. Наследники клана при желании могли жить сколь угодно долго. Это не бессмертие, конечно, а поддержание жизни достижениями биотехнологий. Подробностей не знаю. А умер Алойз ал Никод, заразившись неизвестным видом вируса. Быстротечным, и настолько агрессивным, что не смогла спасти даже медицинская капсула десятого поколения, до которой я помогла ему дойти. В момент смерти Носителя и я отключилась. Сколько лет прошло с того момента, и как я попала сюда, не знаю. И насчет цены. Действительно, Эм Пэ моей серии очень дорогая игрушка. Примерно пятнадцать миллионов стандартных кредитов Содружества.
Это много?
Все познается в сравнении, усмехнулась Маша, та самая медкапсула, в которой умер мой прежний Носитель, стоила втрое дешевле. А биоискин средней мощности на порядок дороже меня. Тоже, кстати, эксклюзивный продукт экспорта. Среди диких экземпляров, чей мозг можно было использовать для выращивания мощного «суперкомпьютера» попадались разве что один на поколение. Это на всей планете Вот твой мозг подошел бы.
Спасибо, дорогая
Извини, Олег. Это просто констатация факта.
Так вот тебе другой факт, рассердился Олег, точнее, вывод из того, что я сейчас услышал. Сдохли твои Самах, как и этот самый Алоиз
Айлоз, поправила его Маша, и почему такой вывод?
Смертельный вирус; то, что тебя до меня никто не «приватизировал», то есть, не активировал; эти ребята (кивнул он в сторону соседей), которые уже совсем не модификанты Сколько поколений нужно, чтобы вот так изменился геном; причем, сразу у всех модификаций скажем так? Один орк это случайность, и гном тоже. А все сразу? Сдохли эти извращенцы. Сами же создали вирус, и от него вымерли, как мамонты. Такой вот модифицированный вирус, для высшей расы. А «низшие» как раз выжили. И сейчас активно перекрещиваются. Я, конечно, не специалист по этим вашим биотехнологиям, но иного не вижу. Впрочем, поживем увидим. Вот поднимемся завтра на поверхность, и увидим. А может, ребят этих расспросим. Все, я спать. Разбудишь меня, когда соседи поднимутся.
Спокойной ночи
Глава 4. Артан, Глаз сквайда искателей
Артану парень не понравился сразу. Почему? Ну, во-первых, тот был гораздо выше горца. Справедливости ради надо уточнить, что абсолютное большинство жителей городка Борска, что вырос совсем рядом с обширными развалинами Ушедших, были выше дарфа. Ну, так Артан их не особо и любил. Исключением были лишь глава сквайда, Мира, недоделанный оркус Гром, и два братца-альва, Алай с Малаем. Впрочем, последние с большой натяжкой; не заслужили они пока полностью доверия старого дарфа. Четыре года в сквайде это не срок.
Так получилось, что всю жизнь Артану приходилось смотреть на других снизу вверх. Ладно в детстве, которого, по сути, у него не было. Первое осмысленное воспоминание мусорные кучи на окраине города, где проживала и добывала средства к существованию банда малолеток. Как попал в нее Артан, кто были его родители, не знал никто. А может, кто и знал, но самому малышу не говорил.
Скорее всего, жизнь его так и закончилась бы на этой свалке; как у многих, кого он видел тогда рядом с собой. Но подкидыш оказался удивительно живучим. А еще сильным. Настолько сильным, что его взяли в сквайд искателей, как только стало понятно, что он вполне может носить на плечах вес, сравнимый с его собственным. А весил он тогда, четырнадцатилетний, больше нормального взрослого мужчины. Впрочем, норма в Борске была понятием очень условным.