Или депутатами от народа, пусть замалюются, бумага все стерпит, а если жалобу накатают, дальше нас не уйдет, некуда, пожала плечами Ее Величество. Внушение сделаем, чтобы не обворовывали нас и народ наш. Наша казна народная, но не до такой же степени, чтобы всякий себе карманы набивал. Стране без них богаче, она взглянула строго на представших перед нею разбойников и секретаря, который сидел чуть ниже ее и чего-то писал в длиннющем свитке. Все слышал? обратилась она к секретарю. Запиши Указ да народу передай: мол, мы, Наши Величества, раскрыли заговор против народа нашего. Казначей казнокрад, сборщик податей дегенерат, все мыслимые и немыслимые бедствия народные от их некомпетентности. Обчищали казну и вывозили за пределы царства-государства, а посему повелеваю
Повелеваем! поправил жену Его Величество.
Пусть будет по-твоему, согласилась она. Не суть важно! Повелеваю извести гнид с лица земли, как вошь поганую. И назначить на место казначея Подойди-ка сюда, подозвала она одного из разбойников. Как зовут-то тебя?
Пантелей Вороватый. Так меня в народе окрестили, скромно представился грубоватым голосом солидностью обиженный человек. Был он мелковат и глазки у него бегали туда-сюда, туда-сюда, будто стрелял он ими, присматриваясь к имуществу.
Знает, как добро считать, отметила Ее Величество про себя, кивнув на него Его Величеству. Пана Телея Вороватого Вроде и звание есть, но звучать имя твое должно, она прикусила губу и задумалась, Имя поменять не сложно, если знаешь к чему приставленному быть. А посему звать будем тебя Пан Телей Воровский. Пана Телея Воровского на должность главного казначея. И
Она уставилась на второго разбойника, которые уже как бы разбойниками не были, получив прощение.
По батюшке или по матушке, Ваше Величество? поклонился тот.
Как есть, оболтус! всплеснула Ее Величество руками. Да как же это можно-то под двумя именам жить?!
Так, Благодетельница Матушка, из цыганских евреев я, так положено у нас. Если одно имя опорочат, второе укроет от позора!
Да ты что! удивился Его Величество, присматриваясь к новому казначею и сборщику податей.
Смутные сомнения начали ему подсказывать, что, может, он поторопился. Но сделать со слугой своим волен был в любое время всякое, чего бы не пожелалось, а шанс дать это святое. За это, может, Бог помилует, если какое наказание должно выйти. Ведь если не судить, то не судим будешь.
По батюшке я Барон Обер Удо Нитки, а по матушке Душегуберман. Но можно просто: Веревка или Мыло. Я привык. Куда бы не пришел, в народе так и кличут: веревку и мыло не заказывали?»
Что же это за народ такой! возмутилась Ее Величество. Если к ним пришел человек, пусть с таким именем, как Веревка и Мыло, высмеивать его? Не заказывают они! Закажут, заставим! пригрозила она. Цыганские евреи? Что-то не слыхала я Я смотрю, удал ты и крепок, черные кудри вьются, и брови, как крыло вороново, нос не наш в профиль, будто с тебя древние статуи ваяли. Мы, пожалуй, поговорим с тобой в другом месте и в другое время
Из тех, Матушка Благодетельница, которые за Моисеем пошли, да так в пустыне и отстали. Как взошел он на гору за письмецом от Бога Нашего, собрали мы народное злато-серебро и отлили скульптуру Бога Нашего. Спасемся думали мы, народ благой, народ избранный Моисеем по слову Бога Нашего. Во славу же Бога отливали, но тут лицо цыганского еврея стало пасмурным. А Моисей, как с горы вернулся, сам не свой стал. Письмецо от Бога порвал. Скульптуру ногами запинал. Кричит: всех убью, всех, паскуд, порежу! И требует, чтобы прошло по стану войско и убивали бы всех, кто не в войске. За истину, кричит, за святую землю, которую еще не получили, а уже и меня, и Бога прогневали! Тьфу, царя на вас! Тьфу, царя на вас!
Больной он у вас что ли умом был? удивился Его Величество.
Больной не больной, а все к тому шло. Он ведь нас на святую землю свою вел, а разве была она у него? Ведь не видал ее сам, а народ смутил. Что, плохо нам жилось в Египте-то? Ведь и хлеб был, и дома у каждого не по одному, и при землице дом стоял. Ну, побивали нас, бывало, палками, так ведь и своих били. На то вельможные паны поставлены фараоном, чтобы народу не трудолюбивому леность в голову не ударялась. Богато мы жили, нам фараоновы подданные завидовали и все время пальцем тыкали: мол, вот, идет чужой народец, а мы тут как рабы перед ним кланяйся. Ведь сколько золоту собрали, что поднять не все смогли. Давали нам египтяне в долг, знали, отдавать есть чем. И умыкнули золотишко по слову Моисееву