Он ускорил шаг. По-прежнему никого. Все так, как он предвидел. Коридор поворачивал под прямым углом. Жюльен шел дальше. Это крыло здания освещалось слабее. Здесь арендовали помещения, состоявшие лишь из одной комнаты. И почти все они были закрыты по субботам. Кроме одной в конце коридора, где над дверью горела лампочка: «Боргри. Ссуды под гарантию». Жюльен ухмыльнулся, снял перчатки, сунул их в карман и вошел не постучавшись.
Лысый мужчина, возраст которого трудно было определить, склонившийся над письменным столом, поднял голову. На его тонких губах играла злая усмешка.
– А! Вот и вы, Куртуа!
– Привет, Боргри, – сказал Жюльен, закрывая дверь.
Ростовщик не шелохнулся, но его улыбка стала еще заметней.
– Ну и дела! Вы теперь и в субботний вечер работаете?
– Как и вы.
– Я – другое дело. Если бы это проклятое здание было открыто по воскресеньям, я бы работал и в этот святой день! Я-то люблю свою работу!
– Скажите лучше, что любите деньги!
– А вы?
– Я тоже, – признался Жюльен, – но несколько иначе…
Боргри лихорадочно вытирал носовым платком вспотевшие ладони. Вновь раздался его бесцветный неприятный голос:
– Я ошибся в вас, Куртуа!
– Каким образом?
Ростовщик откинулся, чтобы лучше видеть, какое действие произведут его слова.
– Я принимал вас за неудавшегося коммерсанта, думающего только о девочках и не честнее других, оказавшихся на грани банкротства…
Жюльен натянуто улыбнулся:
– Что же вас заставляет думать, что я стал серьезней?
– Ваш визит ко мне.
Куртуа изобразил удивление:
– Но ведь именно сегодня срок платежа?
– С каких это пор вы думаете о сроках своих платежей? К тому же по закону у вас есть еще время до полуночи. Больше того, поскольку это конец недели, вы получаете отсрочку до утра понедельника!
– Кто вам сказал, что мне нужна отсрочка?
– У вас есть деньги? – спросил ростовщик с застывшим выражением лица.
– Нет.
Боргри саркастически улыбнулся:
– Я так и думал… Тогда что же вы хотите? Продлить срок? Ничего не получится. Хоть в делах я человек корректный, Куртуа…
– Чего нельзя сказать о процентах, которые вы требуете!
– Вы знали, что к чему, когда пришли занимать деньги.
– Тем не менее. За четыре миллиона наличными требовать расписку на пять миллионов [1] – это чересчур.
– Святая невинность! Он еще не достиг совершеннолетия, когда брал эти деньги! Довольно шутить, старина. Разве я вас обманывал? Деньги стоят дорого. И есть определенный риск. Если в понедельник утром вексель не будет оплачен, я его опротестую.
– Обойдется без этого, поскольку я могу сейчас же подписать чек.
Боргри изумленно раскрыл глаза:
– Чек?
– Да, чек. Вы знаете, что это такое?
– Не шутите, Куртуа, – проворчал ростовщик, – с пятью миллионами не шутят. Вы мне дадите чек, а я сохраню вексель до получения денег?
– Зачем вам это? – Жюльен пожал плечами, облокачиваясь на письменный стол. – Если чек без покрытия, вы его опротестуете и подадите жалобу…
Боргри нахмурил брови, прикидывая, где здесь ловушка. Он не понимал.
– Все это так, – задумчиво согласился ростовщик.
Чтобы выиграть время, он развернулся в кресле лицом к сейфу и рассеянно набрал шифр. Послышался щелчок, и тяжелая дверца раскрылась. Через плечо Боргри Жюльен увидел на одной из полок револьвер, явно служащий в качестве пресс-папье. Пальцы ростовщика схватили пачку связанных резинкой бумаг и вытянули из нее вексель.
Боргри, не закрывая сейфа, повернулся к Жюльену. Положив вексель на стол, прикрыв его рукой и пристально глядя на Куртуа, он недоверчиво повторил:
– Все это так… – Он тяжело вздохнул, как будто, отдавая вексель, испытывал тяжкие страдания. – Значит, я верну вам вексель в обмен на чек на пять миллионов.