И тут мы услышали… – Она замолчала, усердно продолжая обдирать пепел с сигареты, долго‑долго ворочая погасшим окурком в пепельнице, пока, наконец, не выбросила его и не заговорила снова, причем в голосе ее что‑то изменилось: – …услышали третий звонок. Времени на разговоры не осталось. Я бросила: «Увидимся после спектакля», – и пошла на свое место. И ждала, что поднимется занавес, начнется представление, но вы сами знаете… знаете, что случилось.
– Скажите, вы именно тогда впервые почуяли что‑то неладное?
Потянувшись за пачкой, она достала следующую сигарету. Брунетти, взяв со стола зажигалку, поднес ей.
– Спасибо, – поблагодарила она, выпуская дым в сторону.
– Вы именно тогда впервые почуяли что‑то неладное, синьора? – повторил он вопрос.
– Да.
– Скажите, в последние несколько недель ваш муж не вел себя как‑нибудь необычно? – Не услышав ответа, Брунетти подсказал: – Ну, нервозно, как‑то раздраженно?
– Я поняла ваш вопрос, – отрезала она, потом растерянно взглянула на него. – Извините.
Он решил, что лучше просто промолчать, чем принимать ее извинения.
Она помедлила, прежде чем ответить:
– Нет, он был почти такой же, как всегда. Он очень любил «Травиату», и любил этот город.
– А как проходили репетиции? Мирно?
– Не уверена, что поняла ваш вопрос.
– У вашего мужа были какие‑либо сложности с другими людьми, занятыми в спектакле?
– Нет, мне ни о чем таком не известно, – ответила она после чуть заметной паузы.
Брунетти решил, что настал момент перевести вопросы в плоскость более личную. Перелистнув несколько страничек записной книжки, он пробежал их глазами и спросил:
– Скажите, синьора, а кто тут проживает в настоящее время?
Если она и удивилась этой внезапной смене темы, то виду не подала.
– Мой муж и я и экономка, которая живет с нами.
– Давно она у вас, эта экономка?
– Она прослужила у Хельмута лет двадцать. Я впервые ее увидела, когда мы приехали в Венецию.
– Когда это было?
– Два года назад.
– Ну и?
– Она живет в этой квартире круглый год, когда нас нет. – Она торопливо поправилась: – То есть не было.
– Ее имя?
– Хильда Бреддес.
– Она не итальянка?
– Нет. Бельгийка.
Он сделал помету в блокноте.
– Давно вы с маэстро женаты?
– Два года. Мы встретились в Берлине, где я работала.
– При каких обстоятельствах?
– Он дирижировал «Тристаном». Я пошла за кулисы к моим друзьям, которые оказались и его друзьями. А после спектакля мы все вместе пошли ужинать.
– Как долго вы были знакомы до свадьбы?
– С полгода. – Она снова принялась затачивать кончик сигареты.
– Вы говорите, что работали в Берлине, при том что вы венгерка.
Она никак не отреагировала, и он спросил:
– Разве не так?
– Да нет, родом я и правда из Венгрии, но давно уже гражданка Германии. Мой первый муж, о чем вас наверняка уже проинформировали, был немец, и я приняла его гражданство, когда мы после свадьбы переехали в Германию.
Она раздавила окурок и посмотрела на Брунетти, словно давая понять, что отныне все ее внимание целиком отдано его вопросам. Он удивился, почему она решила целиком сосредоточиться именно на этих фактах, ставших с сегодняшнего дня общеизвестными. Все ее ответы насчет обоих браков были правдивы – он знал это благодаря Паоле, безнадежно подсевшей на бульварную прессу, – именно она загрузила его сегодня всеми подробностями.