Огонь вечерний
Из юбилейного цикла
Ты видишь вновь огонь вечерний
небесных далей и кочевий,
ступив ногой на Млечный путь,
толчком вселенную качнуть.
Но неуверенная поступь
мешает всё познать на ощупь,
на вкус, на запах или цвет,
а за спиной парад планет.
И тень померкнувшей Эллады,
эфес от сломанной эспады.
И все слова звучат в рефрен,
и твой разрушен Карфаген.
И уплывает каравелла
под «болеро» Maurice Равеля,
со шпагой мальчик постарел,
а в небесах амур без стрел
Но тает снег в его ладошке,
и солнце прячется в лукошке
нехитрой клоунады трюк,
аплодисменты ловкость рук
Ноябрь 28 е
Из юбилейного цикла
Не люблю свой ноябрь: в нём погода нема и фальшива.
Не люблю его снег, тот, который крупою в лицо.
Не торопятся дни, и в часах стрелки крутит лениво
Бог в забавах своих, наметая сугроб на крыльцо
Белым снег, белым стих, белым дым в белом мареве бели.
В белой гвардии снов у домов замерзают полки.
И метут над страной, завывая, как волки, метели,
И трещат у дверей под замком от зимы косяки.
Но котельная топит, и небо коптит над трубою,
И тепло по домам нескончаемо гонит насос,
Значит, я ещё жив и не треснул от счастья губою,
И до белых одежд этот мир не дожил, не дорос.
Выхожу я во двор в снежный двор на привычный мороз
40 Лет ВЛКСМ
Ветры крутят земные сферы,
сквозняки продувают шар.
Есть желанье закрыть портьеры
и не видеть ночной Монмартр.
Разлетелся Париж по свету,
эх, забыть бы о нём совсем.
Рядом улица сквозь планету
«Сорок лет ВЛКСМ»
И кручусь я на ней, как белка,
и рулю свой вопрос-ответ.
С кем сегодня «забита стрелка»,
чьих сегодня в помине нет?
«Савва Сербский» звучит набатом,
над крестами снега кружа́т.
И стоим мы под снегом с братом:
Где же сила и правда,
брат?
Вкусом из детства
Вкусом из детства в мундире картошки.
Льётся из крынки в стакан молоко,
ломоть ржаного, на блюдечке крошки;
домик в деревне, сезон отпусков.
Лает Трезор во дворе у забора
и сторожит незакрытую дверь,
дед возвратился с ночного дозора,
утро встречает колхоз без потерь.
Утро встречает «Заря коммунизма»,
и горизонты за лесом видны,
солнце вливается тёплой харизмой
в каждого жителя лучшей страны.
Всё ещё живы.
Гагарин и Брежнев
слева божницы* под богом висят,
бабушка ножичком ломтики режет
«Докторской», круглой, за два пятьдесят
КАК-ТО ТАК
Как просто
Как просто первым было слово
и всей материи основа
стояла во главе угла.
Яйцо над курицей смеялось,
рассвету солнце улыбалось,
жужжала над цветком пчела.
Как просто ты сказала: Здравствуй.
Вот я, бери меня и властвуй.
Мы можем жить и в шалаше,
но чтобы комнат было восемь,
давай у Бога их попросим,
рисуй его в карандаше.
Как просто белый лист бумаги,
доспехи Бога латы, краги
и сострадание в глазах.
Несутся дни, проходят годы,
меняя страны и народы
в лесах, в горах и во дворах.
Как просто внуки ходят в гости,
к дождю скрипят в суставах кости,
призывней купола церквей.
На лето сад, цветы на грядках,
оставлен город в стройплощадках,
но комнат в доме только две.
Как будто ни при чём
Олегу Ягодину
Для куртки с шапкой личный номерок,
здесь всё берёт от вешалки начало,
программку в руки вместо опахала,
а лицедейство наше не порок.
Давай опять без паузы начнём
и не закончим до финала действо,
продолжит Ричард совершать злодейства,
а мы с тобой как будто ни при чём.
Ведь мы с тобой совсем «не при делах»,
но ждёт антракт неравнодушный зритель,
он здесь один по праву, победитель,
а мы паяцы на его зубах.
Он перемелет тонкости игры
с тирамису под кофе с карамелью
и нарисует графику пастелью
там, где в постели сразу три сестры.
Так был ли мальчик, разве в этом суть?
Рояль в кустах молчит без пианиста:
где Летний сад открыт для интуриста,
там, где Крылов задумчивый чуть чуть.