Да и трудившиеся здесь представители сильного пола являлись когда-то специалистами в самых неожиданных областях. Юристы, архитекторы, геологи. Спелеологи, железнодорожники, шпионы (они же разведчики).
Попадались и совсем выдающиеся личности. Был, скажем, один такой мужчина-кроссворд высоченный, под два метра, с огромными кофейного цвета глазами. Поминутно приглаживая, а затем вновь артистично взъерошивая всей пятернёй свою хорошо прополосканную жгуче-синюю шевелюру, он имел обыкновение ходить по ночам с этажа на этаж, проверяя, не спал ли вверенный ему на время дежурства коллектив. Этим его служебные обязанности, кажется, и исчерпывались.
Блестящий знаток всех мыслимых и немыслимых иностранных языков (даже иврита!), тонкий ценитель женской красоты. Проверен был в своей прошлой жизни, по-видимому, настолько, что мог принимать иностранных гостей самого высокого ранга. И очень изящно принимал их, не без лёгкой иронии извиняясь за погнутые в борьбе с крутозамешанными котлетами алюминиевые вилки. Поговаривали, что по сумме знаний, по природному и наработанному уму, быть бы ему генеральным, а не замом. Однако так уж у нас заведено было в те времена. После товарища Джугашвили представители нацменьшинств на главные роли в партийно-служебной иерархии не допускались. От греха подальше. На вторые, третьи бывало. На первые нет.
Кстати, именно мужчина-кроссворд и окрестил Юлю женщиной-ребусом.
А тем временем наше с Юлей стремительное путешествие продолжалось. Шансов на продвижение оставалось всё меньше. Я уже не сомневалась: все вокруг знали, что мне было нужно, и старательно, специально унижали, отказывали, словно капризному ребёнку, тянущему ручки к обольстительной игрушке.
И всякая надежда виделась всё более ложной.
Крайне лысый, безреснитчатый человечек, трясущий левой коленкой хотелось остановить её, прижать к стулу, хотя бы на время разговора, на полном серьёзе доверительно сообщил нам:
Ваше трудоустройство вполне реально, коленка при этом подпрыгнула до подбородка. Тут неподалёку, через скверик, ресторанчик есть, «Зелёный орангутанг» называется, так вот, вечерком, часиков в семь, после трудов праведных, как вы, согласны, там бы всё и обсудили.
Под занавес я уже валилась с ног очередная дверь раскрылась перед нами. Некто белобровенький, как поросёнок, с такой радостью замахал ручками, словно мы с ним с детства были знакомы.
Нужен, очень нужен нам человек! Нужен редактор, он же корректор, курьер и телефонистка! Приступать завтра, в девять ноль-ноль. Устраивает это вас, мой юный друг?
Остаток дня и ночь показались тысячелетием.
2
До чего же это было здорово: взбегать на рассвете по ступеням центрального здания!
Шедевр деловой архитектуры, возведённый для нас нет, лично для меня финскими умельцами. Всё вокруг сплошь из белого мрамора и муарово-серого гранита.
Как я гордилась, протягивая милиционеру пропуск! Это тот единственный случай, когда мне нравилось быть частицей толпы. Вместе с огромной массой людей втекать в этот стеклянный дворец, в эту святая святых. Я гордилась, но тряслась от страха. Вспоминала, как под сердитое ворчанье подруги заполняла в «личном листке по учёту кадров» ту самую пятую графу.
И всякий раз, когда милиционер цепко вглядывался в распахнутые красные корочки, сердце моё бешено колотилось. Вот сейчас, думала я, всех пропустит, а меня подальше пошлёт. Но нет, не посылал. Наоборот, осчастливливал безучастным кивком проходи, мол. Доверяет, с ликованием думала я.
Милиционеров было здесь пруд пруди. За каждым коридорным зигзагом, за каждым поворотом стоял навытяжку военизированный паренёк со строгой, неподкупной физиономией, на которой прочитывалась скука, порождённая однообразием службы, усталость, какое-то напряжение. Казалось даже, что достаточно было бы совсем небольшого повода, шороха, нечаянного резкого движения и вся эта огромная, застоявшаяся рать в серой отутюженной униформе и в фуражках с красными околышами кинулась бы крошить и ломать всё вокруг. Надо же дать выход копившемуся годами непониманию царящей вокруг суеты!
Ах, это бремя чужой славы, чужого творчества Ах, эти знаменитости, всеми мгновенно узнаваемые, почти доступные
На две части был разделён здешний мир.
Они артисты, гости. Мы работники, хозяева.