В один из дней Пауль записал в своём дневнике: «Христианство не смесь иудаизма с язычеством, а более еврейская религия, чем иудаизм. Именно в христианстве идея Древа Жизни, в противоположность идее Древа Познания добра и зла, доведена до своего предела. И не имеет никакого значения, что книги Нового Завета дошли до нас лишь по-гречески. Ведь и слово синагога греческого происхождения, и это никого не смущает. Важно то, что само устремление христианства абсолютно противоположно дискурсивному познанию мира, привнесённому язычеством в жизнь всего человечества, а начиная с эпохи Просвещения, даже в дотоле замкнутую жизнь еврейских общин. Грехопадением Адама была дана человеку именно попытка рационального познания, вместо дарованного ему Творцом Древа жизни. Всё было человеку дано. И человек отверг это Всё».
Глава четвёртая, в которой Лаборатория Воссоздания Памяти профессора Замятина преобразуется в Транснациональную компанию по производству и доставке персональных корреляторов Шмуэль со штаб-квартирой во Фрейбурге
В связи с новыми целями и задачами Лаборатория Воссоздания Памяти профессора Замятина в короткий срок была преобразована в Транснациональную компанию по производству и доставке персональных корреляторов, со штаб-квартирой во Фрейбурге. При этом Клиника продолжала работать, но теперь исключительно на безвозмездной основе. Как и прежде, было запрещено делить пациентов на «более важных» и «менее важных», в Клинику нельзя было попасть ни «по знакомству», ни по «социальному статусу», а исключительно по медицинским показаниям.
Работа в компании шла полным ходом. В течение нескольких месяцев была создана первая действующая модель персонального коррелятора, которую Пауль Грегер предложил назвать «Шмуэль», что на древнееврейском языке означает «Услышал Господь». Ведь на самом деле прибор был создан не на основе рационального анализа, а буквально вымолен у Бога, который услышал молитвы его изобретателей и конструкторов.
В свою очередь профессор Замятин предложил ввести в Клинике и в Лаборатории Памяти, в качестве рабочего, русский язык. Он не был филологом, но отлично понимал огромное значение языков для науки вообще и для медицины в частности. Замятин давно размышлял об особенном свойстве русского языка «выражать невыразимое», но ни с кем не говорил об этом, чтобы не быть обвинённым в ностальгическом пристрастии ко всему русскому, объясняемом его происхождением.
Прочитав статью Виктора Кудрина «Голограмма памяти и классическая филология» («Академия Тринитаризма», М., Эл 776567, публ.25555, 04.07.2019): http://www.trinitas.ru/rus/doc/0016/001g/00164080.htm, он до конца осознал, что свойство русского языка «выражать невыразимое», это объективная реальность, а не иллюзия, вызванная ностальгией.
В разговоре с Паулем о природе языков профессор Замятин так выразил своё мнение по этому поводу:
Я прочитал статью Кудрина, и меня не покидает мысль, что нужно ввести изучение русского языка в нашей компании. Русский язык сохранил синтетический строй, утраченный новоевропейскими языками. На нём можно выразить то, что невозможно ни на одном другом.
Интуиция подсказывала Паулю, что Замятин прав.
Я полностью с Вами согласен, профессор.
Я рад, что Вы приняли моё предложение. А Илоне передайте, что без её помощи нам не обойтись. В свою очередь я обещаю, что при внедрении русского языка в жизнь Компании, изучение его сотрудниками будет всячески поощряться.
Через неделю под руководством профессора Замятина и Пауля Грегера во Фрейбурге начались первые удачные опыты по воссозданию памяти пациентов. Среди испытуемых были люди разных возрастов и национальностей, служащие и обслуживающий персонал, здоровые и больные, имеющие проблемы с памятью и не имеющие.
В первый день после совещания, получив памятки с вопросами, работники Компании разошлись по указанным помещениям. Опрос состоял из нескольких блоков вопросов, объединённых единой мыслью. Пауль уже месяц назад избрал для опытов кандидатуру пожилой женщины, которая заинтересовала его своей родословной. Она была российской немкой. Он знал о ней из рассказов жены. Сам организовал переход женщины из Неврологической клиники в Клинику профессора Замятина.
Стук в дверь прервал мысли Пауля. В сопровождении медицинской сестры в комнату вошла женщина. Не обращая внимания на медсестру, Пауль жестом предложил испытуемой занять место напротив себя в удобном кресле, расположенном напротив стола с висевшим над ним экраном. Тишина, царившая в комнате, не смутила женщину. Молодого человека, стоящего посреди комнаты, она, по-видимому, где-то и когда-то встречала, поэтому лишь вскользь взглянула на него и отошла к дальней стене, на которой висели картины. В дальнем углу комнаты стоял мольберт, а рядом с ним, на небольшом столике, лежали краски, кисти, цветные мелки. Женщина с интересом разглядывала предметы, находящиеся на столе. Потом подошла ближе, взяла кисть, обмакнула её в серебряную краску, как будто специально приготовленную для неё, и начала расписывать на полотне сугробы снега около крыльца, сосульки, висящие под козырьком у входной двери, узоры на окне. На глазах у Пауля создавалась пейзажная зарисовка. Неожиданно женщина, отбросив кисть, упала на диван и завыла. Через несколько минут вой прекратился так же внезапно, как и начался. Она встала, медленно подошла к Паулю, взяла его за руку, усадила в кресло и запела. Пауль знал, что пациентку зовут Идой Глайзер. Её глаза пронзали его насквозь. Она прервала пение и вдруг громко заговорила на старинном, знакомом Паулю от матери, немецком диалекте. Через несколько минут она уже рисовала на листке бумаги, в перерывах поглядывая на Пауля. Потом заплакала. Схватила его за руку, о чём-то непонятном просила, возбуждаясь всё больше и больше. Блеск в глазах делал её ещё более загадочной и непредсказуемой.