Таким образом, с самого начала, поскольку эта война привела к восстановлению республики во Франции, несмотря на неспособность немецкого рабочего класса предотвратить реализацию аннексионистских целей своей буржуазии (Эльзас-Лотарингия), Маркс и Энгельс рекомендовали французскому пролетариату, чтобы он не поднимал восстания, а вместо этого ждал консолидации Республики, используя выигранное время для построения своей классовой организации: «Французский рабочий класс находится поэтому в чрезвычайно трудных условиях. Любая попытка расстроить новое правительство в нынешнем кризисе, когда враг почти стучится в двери Парижа, была бы отчаянной глупостью. Французские рабочие должны выполнять свои обязанности как граждане; но в то же время они не должны позволять себе поддаваться влиянию национальных воспоминаний 1792 года, как французский крестьянин позволил себя обмануть воспоминаниями о Первой империи. Им нужно не повторять прошлое, а строить будущее. Пусть они спокойно и решительно расширяют возможности республиканской свободы для работы своей классовой организации. Это подарит им новые геркулесовы силы для возрождения Франции и нашей общей задачи освобождения труда. От их энергии и мудрости зависит судьба республики» (там же.)
После осады и падения Парижа, а также после того, как восстание рабочих отказалось пойти на разоружение своих сил Национальной гвардии (18 марта 1871 г.) и была провозглашена Коммуна, анализ, ранее сделанный Марксом и Энгельсом относительно абсолютного приоритета демократическиго этапа революции был опровергнут. Это движение, в высшей степени социальное, опровергнет все их предсказания о прогрессивности национальной независимости на шахматной доске европейских государств и империй. Дальнейшее экономическое развитие капитализма довершит дело; отсюда и отказ Розы Люксембург от их тезисов о Польше (см. «Промышленное развитие Польши», 1898). В 1891 г., отмечая 20-летие Коммуны, несмотря на попытки обосновать правильность анализа Генсовета 1-го Интернационала в его первых двух Посланиях (23 июля и 9 сентября 1870 г.), Энгельс, тем не менее, подчеркнул социальный характер Коммуны: «Таким образом, начиная с 18 марта, резко и отчетливо проявился классовый характер парижского движения, который ранее был отодвинут на второй план борьбой с иноземными захватчиками. Поскольку почти все без исключения, кто заседал в Коммуне были рабочие или признанные представители рабочих, ее решения носили явно пролетарский характер». («Введение в Гражданскую войну во Франции»)
30 мая 1871 года, через два дня после того, как последние бойцы Коммуны были убиты на склонах Бельвиля версальскими войсками, Маркс, со своей стороны, провозгласил главный и фундаментальный урок этого общественного движения: « рабочий класс не может просто напросто овладеть готовой государственной машиной и использовать ее в своих целях». («Третье обращение Генерального совета к Интернационалу», в «Гражданской войне во Франции», 1871 г.)
Таким образом, Маркс перешел от точки зрения, призывающей к «завоеванию политической власти» пролетариатом, к позиции, согласно которой «следующая попытка французской революции больше не будет, как прежде, передавать военно-бюрократическую машину из одной руки в другую, но разобьет ее» (Письмо Кугельманну, 12 апреля 1871 г.). Маркс считал, что данное изменение его прежней позиции было настолько важным, что дал дальнейшие разъяснения своей точки зрения в Предисловии к новому изданию Коммунистического манифеста от 24 июня 1872 года: « Этот отрывок во многих отношениях мог бы быть по-другому сформулирован сегодня. Принимая во внимание гигантские успехи современной промышленности с 1848 года и сопутствующую им улучшенную и расширенную организацию рабочего класса, принимая во внимание практический опыт, полученный сначала во время Февральской революции, а затем, еще более, в Парижской Коммуне, где пролетариат впервые держал в своих руках политическую власть в течение целых двух месяцев, эта программа в некоторых деталях устарела. Коммуна в особенности доказала одну вещь, а именно, что «рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и использовать ее в своих собственных целях».
Однако, несмотря на опыт Парижской Коммуны, он вновь подтвердил необходимость для пролетариата создать партию, чтобы действовать как класс (см. Статью 7а, включенную в Устав Первого Интернационала резолюцией Гаагского конгресса, 1872 г., цитируется в начале этой главы). Маркс и Энгельс упорно настаивали на этой точке зрения, так как их анализ политического перехода от капитализма к коммунизму, и, следовательно, диктатуры пролетариата, все еще был увязан с определенным представлением о сосуществовании Государства и господства класса пролетариев или, в некоторых случаях, с чистым и простым отождествлением этих двух понятий: «Государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим, и в демократической республике ничуть не меньше, чем в монархии. И в лучшем случае государство есть зло, которое по наследству передается пролетариату, одержавшему победу в борьбе за классовое господство; победивший пролетариат, так же, как и Коммуна, вынужден будет немедленно отсечь худшие стороны этого зла, до тех пор, пока поколение, выросшее в новых, свободных общественных условиях, окажется в состоянии выкинуть вон весь этот хлам государственности». (Энгельс, «Введение в Гражданскую войну во Франции», 1891 г.)