Маркс и Энгельс не переставали сотрудничать с «Volkstaat», но в частном порядке продолжали критиковать его сторонников внутри партии эйзенахцев. Посвятив себя продвижению влияния исторической партии («очищенного» после Гаагского конгресса Интернационала) в массовых организациях каждой страны, и прежде всего в Германии, они подстрекали своих сторонников в эйзенахской партии сопротивляться призывам к единству. проповедовавщихся лассальянскими сиренами. Однако, хотя Энгельс опубликовал в «Volkstaat» статью под названием «Новости Интернационала» (2 августа 1873 г.), как часть продолжающейся критики анархистского течения в Германии (чтобы успокоить ADAV, эйзенахцы прекратили всякую полемику. направленная против бакунистов), публичная полемика против теорий Лассаля была приостановлена: «Маркс не может взяться за Лассаля, пока французский перевод [Капитала] не будет завершен (примерно в конце июля), после чего ему абсолютно понадобится отдых, поскольку он очень перегружен работой» (Энгельс Бебелю, 20 июня 1873 г.)
Тема единства получила дальнейшее развитие, и переговоры о запланированном слиянии были согласованы с лассальянскими элементами в эйзенахской партии; позже переговоры пользовались активной поддержкой Либкнехта и, в меньшей степени, Бебеля, после того, как оба они были освобождены из тюрьмы. Так, 7 марта 1875 г. «Volkstaat» и «Neuer Sozial-Demokrat» одновременно опубликовали обращение ко всем социал-демократам Германии, а также проект программы и совместные уставы, составленные на предварительном совещании, состоявшемся 4 и 15 февраля 1875 г. где присутствовали эйзенахцы и лассальянцы. Объединительный съезд проходил с 22 по 27 мая 1875 года в городе Гота.
с) «Объединенная» социал-демократическая партия или от критики к покровительству.
Маркс и Энгельс сознательно держались в неведении относительно подготовки В. Либкнехта к слиянию. Это можно заключить из письма Энгельса Бебелю (1828 марта 1875 г.), в котором его автор, проинформированный о предстоящем объединительном съезде, прочитав только что опубликованный проект программы предлагаемой новой партии, написал превосходную критику программы и заявил: «Почти каждое слово в этой программе, которая, к тому же, написана безвкусно, подвержено критике. Она такова, что, если она будет принята, мы с Марксом никогда не сможем признать новую партию, созданную на этой основе, и должны будем самым серьезным образом рассмотреть, какую позицию публичную или частную мы должны занять по отношению к ней. Помните, что за границей мы несем ответственность за все заявления и действия Германской Социал-Демократической Рабочей партии. Пример Бакунина с его работой Государственность и анархия, где мы вынуждены отвечать за каждое неразумное слово, сказанное или написанное Либкнехтом с момента создания Demokratisches Wochenblatt. Люди воображают, что отсюда мы ведем все шоу, в то время как вы знаете не хуже меня, что мы почти никогда не вмешивались во внутренние дела партии, и то только в попытке исправить, насколько это возможно, то, что мы считается грубыми промахами и то только чисто теоретические промахи. Но, как вы сами понимаете, эта программа знаменует собой поворотный момент, который вполне может заставить нас отказаться от любой ответственности в отношении партии, которая ее принимает. Вообще говоря, официальная программа партии имеет меньшее значение, чем то, что она делает. Но новая программа это, в конце концов, публичное знамя, по которому внешний мир судит о партии. Следовательно, что бы ни случилось, не должно быть возврата, как здесь, к программе Эйзенаха. Также следует подумать о том, что рабочие других стран подумают об этой программе, какое впечатление произведет это преклонение всего немецкого социалистического пролетариата перед лассальянством».
Это предупреждение Энгельса кажется совершенно ясным: историческая партия грозится не выступить в качестве гаранта политических маневров пролетарской партии в Германии и даже публично занять критическую позицию по отношению к ней. Ближе к концу того же письма Энгельс осуждает, в частности, поведение Либкнехта: « Либкнехту я написал, но кратко. Я не могу простить, что он не сказал нам ни слова обо всем этом (в то время как Рамм и другие считали, что он дал нам точную информацию), пока это не было, так сказать, слишком поздно. Правда, это всегда было его обычаем отсюда большое количество неприятной переписки, которую мы, как Маркс, так и я, вели с ним, но на этот раз это на самом деле очень плохо, и мы определенно не будем действовать согласованно с ним».