Княжич подумал тогда, что сначала хорошо было бы всё-таки поговорить с теми, кто верховодил в этом самом Гжатеске. Но потом согласился с доводами Можая что такие вот переговоры лучше внести не снаружи, а внутри стен. Да и картина, представшая на том капище, была ещё очень свежа в памяти.
Тем не менее, вежества ради сначала спросил совета у своего воеводы.
А давай, Соколович, накажем безобразников! беспечно махнул рукой тот Да и скучно что-то уж сколько дней никого не убивали!
Чуть позже, за ужином, уже разбив стан, обсудили план предстоящего боя. Точнее, выслушали предложение всё того же Пустельги. Он сначала внимательно рассмотрел очертания крепости, которые изобразил на мягкой земле Можай, после чего растёр их сапогом и изложил свои соображения.
Голядский князь восхищённо присвистнул.
А не боишься, витязь? спросил он.
Шебарша весело ощерился, ничуть не обидевшись на вопрос.
Мне гадалка предсказала, что от горла помру ответил он По всему выходит на почестном пиру медами упьюсь! Но точно не сегодня! Да и уж больно с бойниками теми за учинённое поквитаться охота!
Показалось тогда княжичу, или после этих слов на лицо Можая пала тень? Или просто прихотливо отразились блики от танцующих языков пламени?
Как бы то ни было, теперь, по прошествии двух суток, которые ушли на дорогу, воевода в одиночку отправился выполнять задание. Им же самим на себя и возложенное.
Олег крепко подозревал, что на никогда не унывающего Пустельгу сильно повлияла гибель дружины в недавней битве на Снови. Пусть даже благодаря этому и была достигнута победа. Вряд ли воевода пытался сейчас доказать всем, что он не трус это и так все знали. Скорее больше никого не желал посылать на смерть. А может просто хотел забыться в бою.
Размышления Олега, которым тот предавался, шагая через лес, прервали громкие голоса. Ага всё те же Рада с Огурой! И снова спорят о набивших всем окружающим оскомину виршах! Не потому ли они в стороне от общего стана? Хотя нет не потому.
А это кто с ними? Можай?!
Я думаю, вам обоим, и тебе досточтимая Радислава, и тебе храбрый Огура изливался голядский князь Следует признать, наконец, несомненные достоинства и Пенязича, и Баяна! Ведь согласитесь и тот, и другой немало обогатили искусство словоплетения! И его уже трудно представить и без эпических песен столичного барда, и без острых парований полуночного соловья!
Да это было ещё одним несомненным достоинством Можая. Он оказался не только изрядным краснобаем, но и удивительным знатоком всего, что касалось песенного слова. И единственным, кто смог если не примирить вечных спорщиков, то, по крайней мере, заставить их допустить возможность существования мнения, противоположного собственному. В итоге он, похоже, влюбил в себя и витязя и поляницу.
Но не заставил княжича иначе относиться к предмету их вечного спора.
Он потряс головой. Вот леший! из-за своих размышлений едва не забыл зачем их искал!
Ну, как там Безымянка? прервал он разговор, продравшись через заросли вереса на полянку Так и не в себе?
Такое прозвание дружинники, не сговариваясь, дали спасённой на жутком капище девке. Сколь либо серьёзных повреждений на её теле ни тогда, ни позже не обнаружили, только сознание бывшей полонянки явно пребывало где-то в горних мирах. Даже когда её глаза были открыты, в них не проблескивало ничего, кроме какого-то утробного звериного страха.
Само собой, ничего интересного она поведать не могла.
Можай говорил, бывает такое иногда от большого испуга разум человека забьётся куда-нибудь в самый дальний уголок сознания, и не хочет оттуда выходить.
Взгляд, брошенный на княжича Радой, был красноречивее всякого ответа. «А то сам не видишь» читалось в нём.
И ещё кое-что.
То самое, чему Олег никак не мог дать оценку с того приснопамятного дня на поляне. Когда они были близки. То ли затаённая грусть по оставленной родине, то ли недовольство недостаточной ретивостью княжича, то ли Поди вот угадай что у неё в душе твориться!
Как видишь, княжич! ответил вместо поляницы Огура Всё где-то за кромкой скитается!
Впрочем, это было ясно и так. Освобождённая полонянка лежала на потнике, накрытая сверху попоной, всё в той же позе на спине, бессмысленно таращась в небеса.