Рука вернулась столь нежданно, что Тайка взвизгнула.
Дерево видишь? Шагах в десяти отсюда?
Ну, вижу
Веди туда. Там наши вещи, украденные. Копать надо!
Тайка заморгала. Прошляпила комара, который приземлился на ухо и взялся сосать кровь.
А улики как же И ты не говорил
Потом улики. Никуда не денутся! Они обокрали нас, понимаешь? Обокрали! И до того, как парень задохнулся, сжал в ярости кулак. Продолжил рычащим голосом: Я увидел, где они всё закапывают. Чтоб с собой не тащить, если облава будет. А потом перепрятать. Хитрозадые очень твари. Но мы их опередим. Опередим! Идём туда, Таисия. Прошу тебя!
И они пошли. Вскоре Тайка, стоя на коленях, уже работала лопаткой, запасливо взятой в портфель. Мальчик, оставив свою ношу, возился в земле вместе с ней. Копал прямо ногтями, бесстрашно ломая их, будто не в силах дождаться, пока Тайка всё сделает.
Когда лопатка звучно ткнулась в нечто твёрдое, замерли все. Даже комары как-то стихли.
Но мгновение прошло, и Тайка стала копать ещё быстрее, усерднее. Чёлка липла ко вспотевшему лбу, ветер врезался в спину лютыми порывами. В ушах били барабаны.
Металлическую коробку тащили вместе, в четыре руки.
Добрые пять минут возились с заедавшим замком, благо у хозяев был запасной ключик. А уж когда открыли и вытряхнули на землю
Затаив дыхание, Тайка смотрела на серебряное кольцо с черепком. На пенсне красного стекла старинное, как у буржуйских аристократов. На хрупкую, белёсую, явно древнюю дудочку, похожую на кость.
И туфельки. Туфельки на тонюсеньком каблуке-шпильке, обтянутые чудно́й кожей. Светлой такой. Напоминающей
Тайка вдруг поняла и шарахнулась от находки. Вскрикнула, наткнувшись на мальчика, что как-то оказался позади, ещё успела заметить, что тот выронил пузырёк с некой жидкостью
И лицо её накрыла влажная тряпка.
***
«Бояться надо живых, а не мёртвых».
В голове туман, в ушах безмолвие. Хочется спать, словно гриппуешь, но мама успела дать лекарство. И ты падаешь, ме-е-е-едленно падаешь в никуда, утыкаясь лицом в комковатую подушку. Спишь, посапывая носом-пятачком, чтобы проснуться ранним утром, бодрой и свежей, как огурчик.
«Бояться надо живых, а не мёртвых».
Фраза эта зудит комаром. Возникнув из тумана, летает в сознании, обещая нечто страшное, немыслимое
И Тайка начинает пробиваться сквозь дрёму. Медленно, словно вся она в огромной кастрюльке, полной киселя. Руки-ноги-голова всё в киселе, всё кисельное, тряское, невозможно-ненастоящее.
Ресницы дрожат. Из ушей словно вынимают беруши.
«Бояться надо живых, а не мёртвых».
Тайка дёргается. И с ужасом приходит в себя.
Связанная, она лежит на земле, точно мёртвая бабочка, приколотая шпилькой в альбоме коллекционера. В памяти мелькает человек на кресте, что прячет бабушка. Мелькает и исчезает, поглощённый вспышкой паники.
«Бояться надо живых, а не мёртвых».
Ветер приносит чей-то смех, но Тайка не может понять, кто смеётся. Двое подходят ближе, встают на колени слева и справа от трясущейся, немой от ужаса Тайки. На горбатом носу одного блестит кровавое стекло. Торчит из нагрудного кармана другого костяная дудочка.
Издалека ползёт к Тайке девушка, третья. Напрягаясь, везёт за собой, по самой грязи, белёсые ноги, уже обутые в страшные, кожаные туфельки.
Спа си слова застревают в горле. И только смех, только обещания и приказы кого-то четвёртого летают вокруг.
Три руки поднимаются: синхронно, изящно. В каждой по ножу; пляшут по глади, не зная бед, беззаботные солнечные зайчики.
Пляшут. Пляшут. Пляшут.
И падает первое лезвие.
Глава 1. Крест. Кровавая борода
Крест знал, что произойдёт сегодня вечером, и что приключится ночью.
Знал с самого. Долбаного. Начала.
Сперва донёсся визг тормозов, а стоило выглянуть из окна, притаиться за модной занавеской и вуаля! Увидел чётко, ясно, как на ладони что обычно румяное, поддельно благодушное лицо его врага приобрело меловую бледность.