Но ему все в ней нравилось: кривые и хилые ножки, такие же тонкие в бедрах, как и в лодыжках, торчащие лопатки на слегка сгорбленной спине, сосульки редких выцветших волос, грудки, маленькие и бледные, как ломтики лимона, нижнее место с руном таким обильным и богатым, будто бы природа дала ей там с избытком то, на что поскупилась на голове. Начальник Гвязда часто думал о панне Марыльке и об удовольствии, которое он получал, кладя свою жесткую мужскую ладонь на это руно, жесткое, но богатое, а она говорила ему в это время, шмыгая носом: "Ах, Стась, какой же ты свинтус". Вообще-то он встречался с ней и одарял ее ласками редко, потому что был предусмотрителен и осторожен, как лис. Иногда, расхаживая по Трумейкам, он мечтал, что он могущественный король, который мог бы Марыльку поселить в каком-нибудь замке, окружить верными стражами и навещать два раза в неделю в маске, закрывающей лицо. А поскольку он действительно был начальником, то удалось ему устроить Марыльку на должность в гминном кооперативе в Бартах, снял ей комнатку, но даже туда к ней никогда не ездил лично, только записочку слал перед каждой встречей, потому что боялся своей жены. И даже был рад, что Ядвига время от времени выезжает к родителям, и, было дело, носил в сердце тихую благодарность к доктору Негловичу. Недолго, правда, потому что Ядвига после таких визитов еще больше заносилась и еще чаще его била, и при детях тоже. И поэтому начальник Гвязда не любил доктора и не хотел, чтобы солтысом стал его кандидат, Ионаш Вонтрух. Другое дело, что Ионаш Вонтрух действительно верил во власть Сатаны, что могло пробуждать сомнения, нужно ли доверять такой особе власть даже в такой отдаленной деревушке, как Скиролавки.
Инструктор сельскохозяйственного отдела Ружичка появился в деревне, одетый в черное пальтишко и черную шапку, и ходил от усадьбы к усадьбе, напоминая некоторым ворону из той стаи, которая принесла в Скиролавки разные заботы. И в самом деле, он подскакивал, как ворона. И это потому, что мороз в этот день давал о себе знать, а инструктору Ружичке, в его двадцать два года, было уже известно, что, как аппаратчик, он должен ходить в туфлях, а не в валенках, носить пальто, а не куртку. Мерз он из-за этого, и потому, идя от усадьбы к усадьбе, подскакивал на снегу, чтобы разогреть свои ступни.
Так вот ни с того, ни с сего прилетела к Ионашу Вонтруху черная новость, что не будет он больше солтысом в Скиролавках, потому что такова воля начальника Гвязды. Принесла ему эту новость из магазина его жена Мария, женщина немногословная и невыразимо приветливая той чудной приветливостью, которой одарены только немногие женщины. Милая это приветливость, тихая и желанная мужчине, радостная и привлекательная, успокаивающая сердце и разум. Не было никогда слышно бабского визга в доме Вонтруха, только шелест женской суеты возле печи и горшков, возле коров и прочей живности. Даже кур и уток Вонтрухова сзывала голосом приветливым, не слишком громким. Всегда и улыбка была на ее лице, .но не широкая и простецкая, а чуть заметная и слабая, как дуновение майского ветра. Единственная дочка Вонтрухов, тоже Мария, была похожа на мать, высокая и грудастая, с длинной толстой косой и такой же приветливостью и медлительностью движений. Никогда она не участвовала ни в одной сельской гулянке, любила работать в поле, при коровах и свиньях. И улыбалась так же приветливо, как мать, когда кто-нибудь проезжал по дороге возле дома и посылал ей улыбку. Но, кроме этой слабой и бодрящей, как майский ветер, улыбки, ничего другого никто от этой Марии допроситься не мог, хоть бы и был очень красив, с длинными усами, бородой или там хоть бы каждый день брился и мылся.