Вдруг мне показалось, что из меня поднимается далеко раздающийся шум, как если бы большой камень катился в глубину.
И словно мое сознание вслед за тем упало с чудовищной лестницы, перескакивая две, четыре, восемь, все больше и больше ступенек, - так рушилось толчками мое воспоминание о жизни, и признак мнимой смерти наваливался на меня.
Что наступило затем, этого я не скажу, это не скажет никто.
Правда, смеются над тем, что у египтян и халдеев была магическая тайна, охраняемая змеями Урея, тайна, которую из тысячи посвященных в нее никогда не видал никто.
Не может быть клятв, думаем мы, связывающих так крепко.
И я когда-то думал так же, но в тот момент я понял все.
Это не относится к числу данных человеческого опыта, восприятия в нем не идут одно за другим и не клятва связывает язык, а только одна мысль о намеке на эти вещи здесь, - здесь в этом мире, - и уже ядовитые змеи жизни нацеливаются на твое сердце.
Потому молчат об этой большой тайне, что она молчит сама о себе и останется тайной, пока стоит мир.
Но все это имеет отдаленное отношение к тому опалившему меня удару, после которого я не смогу никогда оправиться. И внешняя судьба человека идет по другому пути, если хотя бы на одну минуту его сознание перейдет через границы земного познавания.
Это факт, и я живой пример тому.
С той ночи, когда я вышел из моего тела, я не могу назвать это иначе, изменился полет моей жизни, и мое раннее, столь спокойное существование устремляетя теперь от одного загадочного, внушающего ужас переживания, к другому, к какой-то темной, незнакомой цели.
Кажется, что какая-то дьявольская рука дает мне отдых через все более короткие промежутки времени и выдвигает на мой жизненный путь картины ужаса, становящиеся с каждым разом все страшнее. Словно для того, чтобы вызвать у меня новый, незнакомый род сумасшествия, - медленно и с крайней осторожностью, - вид сумасшествия, незаметный для окружающих и ощущаемый только тем, кто охвачен им, причиняющий ему неописуемые муки.
В один из следующий дней после того опыта с иероглифом, я сразу сделал открытия, принятые мною вначале за обман чувств: я слышал странно свистящие или резкие звуки, прорезывавшие повседневный шум, видел блистающие цветы, незнакомые мне до тех пор. - Загадочные существа появлялись передо мной, неслышные и невидимые для людей, и производили в призрачной полутьме непонятные и бесцельные движения.
Так, например, они могли изменять свою форму и внезапно лежать как мертвые, спускались потом как длинные слизистые веревки по водосточным трубам или сидели скрючившись, словно усталые, в тупой неподвижности в темных сенях.
Это состояние ясновидения продолжается у меня недолго, - оно растет и исчезает как месяц.
Постоянное уменьшение интереса к человечеству, желания и надежды которого проникают ко мне словно издалека, говорит мне, что душа моя постоянно находится на темном пути - далеко, очень далеко от человечества.
В начале я позволял шепчущим предчувствиям, наполнявшим меня, руководить собой, - теперь, - я, как запряженная лошадь, и должен идти по тому пути, на который меня направляют.
И вот, видишь ли, однажды ночью что-то заставило меня встать и погнало меня бесцельно по тихим улицам старого города ради фантастического впечатления, получавшегося от этих старинных домов.
Неуютно в этой части города, как нигде в мире.
Там никогда не бывает совсем светло, никогда не бывает полного мрака.
Какой-то бледный, тусклый свет исходит откуда-то, и струится, как фосфоресцирующий пар с Градшина на крыши.
Завернешь в какую-нибудь улочку и видишь мертвую тьму и вдруг, из какой-то щели, выглянет призрачный луч света и, как длинная злая булавка, вонзится в зрачки.