Меделина Гаруновна Фиобастас-Первичная так ее когда-то звали Первая официальная жена Петра Сергеевича Первичного его единственная и неповторимая ошибка.
Так это ты мне снилась, дурашка? начал по-свойски, по-доброму Петька.
Да, и ты пришел ко мне как послушный голубок злорадно и ехидно прошипела Мегафиба, как в свое время ласково называл ее Петр Сергеевич.
Я пришел за своими детьми, соратниками и друзьями И еще сосед просил, что бы ты дрель вернула
Нееееееееет! завизжала Меделина Гаруновна, дрель забирай, а этих я съем на обед, пожалуй! Ахахахахахахахахаахаха рассмеялась она и длинной рукой подняла высоко клетку, переполненную улитками и слизнями с до боли знакомыми глазами, просящими ну хоть как-то помочь или зарплату поднять в конце то концов
Раздражение Петра достигло предела и переросло в нечто давно забытое, зарытое и отпущенное это гнев, ГНЕВ ПЕТРА. Он словно музыка, нарастающая и приближающаяся из далека, как шторм, из-за горизонта, несся из недр души Петра Сергеевича, стремясь вырваться наружу. Стены задрожали, штукатурка посыпалась, дракон, жалобно мяукнув, нырнул в щель и исчез в саду.
Меделина продолжала гоготать и трясти клеткой со слизнями, они бедняжки бились головами, поскальзывались и наваливались друг на друга. Короткой рукой миссис экс Фиобастас-Первичная хлопала себя по коровьей ноге и молоко брызгало из её вымени при каждом ударе во все стороны.
Отпусти их! грозно прошептал Петр и часть помещения обрушилась, придавив жалкий тупой народец, и без того снова собирающийся перебить друг дружку ради пары удачных шуток.
Неееет! Не все так просто Петруша! Я заберу у тебя всёёёёёё! Пора обедать!
Подкинув клетку она разинула пасть и проглотила всех ее обитателей разом не жуя и не запивая, хотя чая на столе было предостаточно. Петр ринулся к ней, но было поздно Меделина Гаруновна взмахнула крыльями и вылетела в дыру под куполом зала.
Нееееееееееет! Закричал Петр, осознав, что тварь сожрала заживо всех его детей, друзей и соратников, предварительно превратив их в слизней и заставила прожить так в клетке пару жизненных циклов. От крика Петра испарились все реки и моря на планете. Из глаз его хлынули слезы гнева и отчаяния, наполнив снова опустевшие водоемы.
Пронесло подумала напуганная планета.
Петр оттолкнулся и полетел вслед за бывшей супругой, ведомый лишь гневом и подгоняемый местью. Ослепнув, потеряв дар речи, все чувства и разум Петр Сергеевич Первичный несся сквозь вселенную, не замечая ни планет, ни миров, ни жизнь, ни смерть, все было ему чуждо, кроме страсти и желания уничтожать.
Тут он заметил, как хвост Мегафибы скрылся на какой-то планетке и ринулся туда.
Приземлившись он увидел народ, такой же, как и в Меделиновой пещере, дикий и напуганный. Один парень даже выронил изо рта только что откушенную чью-то ногу.
Где она!!!! проревел Петр. И все, кто был поблизости, около 40 миллионов человечков тут же состарились и превратившись в пепел, радостно улетучились.
Петр стоял один одинешенек и не знал у кого же еще спросить дорогу. Тут на плече к нему запрыгнул бельчонок.
Ищешь Мегафибу?
Угу тихонько промычал Петр, чтобы не развалить планету окончательно.
Так она там, на севере, в пещере у центра ядра. пропищал бельчонок.
Спасибо! Рявкнул Петр Сергеевич и откусил белке голову.
И хотел было он через долю секунды оказаться у входа в ее пещеру, как путь ему преградили люди из местных. Собравшись с духом, они пришли изгонять его из своего мира.
Молчаливо он смотрел на них пустыми глазницами, а они кидались в него камнями, сыпали проклятиями и изобретали все более совершенное оружие. И его ГНЕВ достиг апогея! Одним лишь взглядом мимолетным он выпил залпом жизнь с поверхности планеты, и та по правде говоря вздохнула с облегчением, ибо народец исковырял ее изрядно в поисках ресурсов для борьбы друг с другом.
Он сделал лишь шаг, и расколол бедняжку землю, обнажив ядро. Оттуда выпорхнула его женушка, хохоча и радуясь, приплясывала.
Готовься к смерти, желчь. выдавил Петр из себя и хотел было уже расправится с неугомонной Меделиной, как она протянула руку со сжатым кулаком ему на встречу. Она разжала его и на ладони дети Петра сидели и смотрели на него удивленно и с долей осуждения, словно присяжные на чернокожего мальчишку, обокравшего самых богатых белых аристократов в городе.