Свиридович негромко, но внушительно кашлянул, привлекая общее внимание. Кат и писарь прервали свои занятия и посмотрели на вошедших.
Прошу любить и жаловать пан Анджей Ярейко, представил своего спутника возный. Дипломированный лекарь и новый «сторона» на время хворобы пана Загоруйко.
Прежний «сторона» мелкопоместный шляхтич Опонас Загоруйко, как успел вызнать у возного Анджей, недавно заболел легочной слабостью. Скорого выздоровления не предвиделось несчастный юноша был надолго прикован к постели. Хотя как, усмехаясь в усы, заметил Свиридович, пара надежных свидетелей на днях видела, как «болящий» проходил курс лечения в городской корчме, попивая пиво в обществе гулящих девиц.
Палач и писарь по очереди представились. Выяснилось, что первого зовут, под стать его внешности, Сила Тадеушевич, а второго Пшемек Шиманский.
Конфетку? спросил паныча писарь и протянул тому горсть сладостей.
Анджей, чуть помедлив, взял предложенное угощение. Писарь тут же бросил сахарную карамельку себе в рот и, громко захрустел, демонстрируя крупные, лошадиные зубы.
Из темного угла подвала на свет вышел еще один персонаж, незамеченный ранее панычем. Невысокий, стройный юноша, одетый в зеленый жупан, оказался вторым помощником «стороной» возного. Крутя в руках витую плеть карбач, он назвался Симоном Можайко. Анджей, неожиданно для самого себя, засмотрелся на миндалевидные глаза с пушистыми ресницами и черные ниточки бровей на лице будущего сослуживца. «Чисто девка!», восхитился про себя юноша. Можайко, заметив интерес к своей внешности, небрежно сплюнул на пол и звучно стегнул плетью по голенищу сапога.
Ну что, панове, начнем экзекуцию? произнес он высоким звонким голосом.
Очарование, вызванное обликом второго помощника следователя, мгновенно рассеялось. «Кого это он здесь сечь собрался?», недовольно подумал Анджей. Он перевел взгляд на возного. Тот с задумчивым видом стоял у пыточного стола, в ногах у покойницы.
Сила, поможешь пану лекарю, глухо распорядился Свиридович.
Кат развалистой походкой подошел к столу и сдернул дерюгу, накрывавшую панну Зосю. Взглядам присутствующих открылось тело юной утопленницы. Из одежды на нем оставался лишь лоскут холщовой ткани, прикрывавший срамное место. Кожа девушки матово отсвечивала белоснежным мрамором в полутьме подвала. Прическа распалась, и роскошные черные волосы волнами растеклись по поверхности стола. Они блестели и переливались крошечными искорками в свете факелов, казалось, продолжая жить своею жизнью. Удивительно, но Анджей не заметил на теле утопленницы никаких, обычных в таком случае, следов разложения. Конечно, если он правильно помнил тексты из медицинских книг. Кроме того, начисто отсутствовали признаки длительного пребывания в холодной воде. Глаза у панны Зоси были закрыты. Казалось, что девушка просто спит. Подойди к ней, тронь за плечо, и она тут же пробудится, сладко зевая и потягиваясь спросонья.
Анджей сглотнул внезапно подступивший к горлу тугой комок. Тадеушевич, молча, смотрел на него в ожидании распоряжений. Паныч почувствовал, что остальные присутствовавшие также с нетерпением ждут от него активных действий. Начинающий эскулап принялся лихорадочно вспоминать знания, полученные в академии. Он вдруг представил себя на экзамене в анатомическом театре. Вокруг него столпились маститые профессора и любопытные студенты.
Ну-тес, молодой человек! Что вы можете рассказать нам об этом экземпляре? раздался в голове у юноши скрипучий голос заведующего кафедрой анатомии.
К Анджею разом вернулось утраченное спокойствие. Твердым шагом он подошел к столу и начал осмотр тела девушки.
4
Солнечный зайчик неспешно полз вверх по груди деревянного идола. К обеду он смог, наконец, добраться до головы истукана. Когда пятнышко света коснулось драгоценного камня, торчавшего во лбу статуи, тот вспыхнул ярко-красным светом. На склоненных к «балвану» ветвях деревьев тут же заиграли кровавые блики. Внутри камня задвигались тени, как будто там кто-то проснулся и часто заморгал, ослепленный солнечным светом.
Неожиданно раздался подземный гул. Идол задрожал мелкой дрожью и принялся подпрыгивать на месте, словно собираясь выскочить из своего гнезда в дупле тысячелетнего дуба. Сидевшая на плече статуи, белая бабочка затрепетала крыльями и, кружась опавшим листом, замертво упала на траву. Дрожь от идола передалась дубу. Сотрясаясь от сильных вибраций, исполинское дерево тягуче заскрипело, как если бы неведомая скрипка взяла самую высокую ноту. Пронзительные, тревожные звуки разнеслись далеко по округе. Гладь лесного озера, расположенного поблизости, покрылась рябью мелких волн. В чаще леса там, куда не проникают солнечные лучи, затрещал бурелом, а над зыбкой топью болот зашевелились туманные тени. Похоже, полузабытое древнее божество требовало себе новую жертву. Чья-то тень накрыла идола, и тягучие звуки, словно по команде, смолкли.