В поселке была маленькая художественная школа, куда меня и привела мама.
В средней школе дисциплин ИЗО и черчение не было, специалисту было или неинтересно преподавать материал, или же он не владел знаниями. Выбрав направление на поступление и понимая, что шансы очень малы, папа отдает меня на поруки художнику из Алма-Аты, прилетевшему поправить свое здоровье в туберкулезный санаторий республиканского значения, которым заведовал мой отец. Уроки были ежедневными, натюрморт в цвете и графике. Преподаватель был пожилым и очень «сухим» человеком, как будто болезнь истощила его изнутри.
Меня и сейчас поражает воспоминание о том, с каким интересом и насколько эмоционально и ярко он наблюдал за рисующей мной.
Он говорил о свете и тени, объеме и фактуре.
Сейчас я понимаю, насколько это важно уметь удивляться и в 40, и в более осознанном возрасте. Все становится логичным, понятным и предсказуемым, и только у самых честных, может быть, мудрых и в то же время наивных творцов все еще есть эта детская способность открывать мир заново и возможность рисовать, сочинять и искренне смеяться.
Улетая, мой наставник предложил отцу рассмотреть мое поступление в Алматинский вуз, где он взял бы «шефство» над расширением моих возможностей как профессионала. Отец отказывается. Сейчас его решение кажется простым и логичным страна стояла на пороге развала, все республики отделились от России. Я получила бы отличное образование, но Казахстан это страна, где происходит четкое деление людей по жузовой классификации то, что определяет уровень жизни. У меня остались детские воспоминания, благодарность к моему учителю и одна из работ, подаренная им мне. И сколько бы я ни переезжала, его работа путешествует со мной. Я тот человек, который любит детали, они являются составляющим моей жизни. Рядом со мной всегда присутствует отголосок дедушки его серебряная ложечка, круглая, с казахским узором на основании ручки. Когда он ее вручил, мне было лет семь, сказав: «Эту ложку мне подарил мой отец, и я надеюсь, Ленка, ты сохранишь ее, как хранил ее я в память о моем отце. В ней частица мудрости поколений и любви». Всю войну он прошел с этой чайной ложкой. Путешествует со мной еще несколько необычных вещей, но о них позже.
Наша семья жила в Больничном городке в доме на две семьи. Почему так называлась улица комплекс больничных зданий, а рядом дома для сотрудников и семей этих сотрудников.
О соседях у меня остались теплые воспоминания.
Георгий Семенович, врач, хирург и отец моего друга детства Андрея и его сестры Оли, тетя Люда, зубной врач. Мы сообща мастерили на заднем дворе шалаш, забирались и по вечерам рассказывали истории вымышленные и не очень, глядя на звездное небо. С Андреем закапывали в огороде банки с грибами и ягодами, чтобы зимой раскопать и кормить зверей. А как мы все вместе с родителями и детьми врачей играли в футбол вечером на лесной поляне или пекли картошку. Все жили очень дружно. Детей моих ровесников плюс или минус было очень много, и смех был повсюду. Не могу не вспомнить историю, как мы с моей подругой Таней Шварц нашли банку и старались ее открыть посмотреть ее содержимое и разбили ее, в ней была кислота, и как бежали к ее маме, врачу-педиатру, с криками, прося тетю Нину о помощи, видя свои тела в крови, конечно, остались небольшие шрамы, но остался и опыт. Каквместе пили весной березовый сок и бегали в сентябре после школы за грибами, катались зимой на льду, ходили по очереди всей ватагой в гости, уплетая все, что росло на грядках и было в закромах дома. Помню и музыкальные инструменты, такие, как домбра у моей другой подруги Алуаши, что с казахского можно перевести как «восточная сладость». Было смешно, и попадало, конечно, от родителей, но я этого не помню.
Пили березовый сок и бегали за грибами.
Очень важное осознание пришло ко мне по окончании института, что если я и приеду, то не найду улыбчивых глаз моих соседей-друзей и их родителей. Все поспешили разъехаться в годы перестройки. Кто в казачью станицу, а кто и вовсе в Германию. Я приезжала в Казахстан раза два по восстановлению документов. Воздух все так же удивительно пах травами и молоком. Все изменилось, и только тетя Тоня Садчикова все так же радушно встретила меня, почти все, как и прежде, мы стали взрослее, а наши родители и их друзья старше. Я отказывалась верить этим переменам и своим глазам.