Парень грамотный, в технике разбираешься, в вопросах снабжения тоже как-нибудь разберешься. Зарплаты у нас, прямо скажу, небольшие. Но и другое скажу: не пожалеешь. Понял? В общем, вечерком заеду, посидим за бутылочкой, обмозгуем. Согласен?
-- Не нужно, дядя Сеня, ко мне заезжать. Не получится из меня главного инженера и снабженца. Да и не пью я.
-- Совсем? -- поразился Бурлаков, и Сергей подумал, что и он сейчас подарит ему собаку.
-- А с папаней твоим мы... Да, это сложно. Не впишешься в коллектив. А впрочем... В общем, подумай. А надумаешь -- приходи...
-- Почему они все такие пьяные? -- спросила Ольга, когда председатель колхоза уехал. -- В армии пьют, но чтобы так -- и с утра!.. От чего умер твой отец? Он же был совсем молодым, шестидесяти не было.
-- Отравился техническим спиртом.
-- Поэтому ты и не пьешь?
-- В том числе. Тебе это не нравится? Она только улыбнулась:
-- Пошли обедать. Тащи Настену от речки, а я пока на стол накрою...
Но не успели они устроиться на кухне за дощатым, добела выскобленным Ольгой столом, как явилась целая делегация -- человек пять бабулек во главе с ближней соседкой тетей Клавой, как называл ее Сергей еще с детства.
-- С поклоном мы к тебе, Сережа, от всего мира, -- начала тетка Клава и в самом деле поклонилась. -- Выручай нас, сирых.
-- А что такое?
-- Беда у нас. Пастух наш, Никита, совсем запился, с кругу сошел. За все лето пять раз только стадо вывел, да и то буренку Авдотьевны потерял, еле нашли. А сейчас и вовсе черный лежит под крыльцом, то ко мычит. Взялся бы попасти наших коровок, а? Дело тебе знакомое, я ить помню, как ты после школы до армии пас. И ниче, хоть и совсем молодой был. А мы б тебе по очереди со дворов, как заведено, по три баллона молока каждый день приносили, хоть с утренней дойки, хоть с вечерней, как твоя хозяйка скажет...
-- Да куда же мне столько молока? -- удивилась Ольга. -- По девять литров в день. Что я с ним буду делать?
-- Не скажи, голубушка, не скажи. Всегда творожок свежий будет, для дитя дело очень даже полезное, сметана, сливки, масло опять же свое, не из магазина, а како масло в магазине -- маргарин, да и все.
-- Да не умею я масло делать!
-- Научишься, дочка, покажем. Дело нехитрое, век сами сбиваем. Еще, Сережа, по десятку яичек каждый день приносить будем, али, как захочешь, картошечкой, лучком или свеколкой. Там, глядишь, и своего бычка или телочку заведешь. Денег, правда, много платить не можем. Мы тут прикинули -- по шесть тысячев со двора получится. А на семь не поднимемся. Как ты, Сережа, про это думаешь?
-- Сразу и не скажешь.
-- Тебе, можа, Бурлаков золоты горы сулил? -- вступила в разговор другая бабулька. -- Так ты, паренек, на его слова не поддавайся. Жулик он и пропойца. Весной трактор "Кировец" на сторону комусь сплавил, с самого как с гуся вода, а евонного главного инженера в тюрьму посадили. Бона каки у него золоты горы!
-- И верно, и верно, -- закивали бабульки. Сергей повернулся к Ольге:
-- Что скажешь, жена?
-- Смешно. Но почему бы и нет? Решай.
-- Что ж, уговорили. Согласен.
-- Слава тебе Господи! -- перекрестилась тетя Клава. -- Дай Бог тебе, сынок, удачи. Токо если бы ты уже завтра с утра стадо выгнал, а? Мужиков своих мы тебе пришлем, помогут избу подлатать. А коровкам ждать не годится, самый травостой сейчас, только и время пожировать. Как, Сережа?
-- Ну, завтра так завтра...
Вот так и стал вчерашний капитан спецназа затопинским пастухом. С рассвета он собирал буренок из Затопина и соседних полувымороченных деревень Излуки и Маслюки, выводил в поймы, на разнотравье, вымахавшее этим дождливым и теплым летом по пояс, к полудню пригонял к водопою на мелководье Чесны, почти у самого своего дома. Пока стадо жировало, обкашивал купавы и неудобицы, готовя сено на зиму -- для своей телки или бычка, если появятся, а нет -- на сено всего можно выменять: и дров, и картошки, и мяса.