2. Народы, не знавшие прорыва. Прорыв был решающим по своему универсально-историческому значению, но не повсеместным событием. Ряд народов великих культур древности, существовавших до прорыва в осевое время и даже одновременно с ним, не были им затронуты и, несмотря на одновременность, остались внутренне чужды ему. К осевому времени еще относится период расцвета египетской и вавилонской культур, хотя и с несомненными признаками поздней стадии. Обе они не знали преобразующей человека рефлексии: не испытали метаморфозы, соприкасаясь с осевыми народами, и не реагировали на прорыв, который произошел вне сферы их непосредственного существования. Они остались, по существу, такими же, какими они были раньше в качестве предшествующих осевому времени культур, достигнув громадных успехов в области организации государственной и общественной жизни, в архитектуре, пластике и живописи, в создании своей магической религии. Однако все это происходило уже на стадии медленного умирания.
3. Последующие народы. Все народы делятся на тех, основой формирования которых был мир, возникший в результате прорыва, и тех, кто остался в стороне. Первые исторические народы; вторые народы первобытные. Элементом, политически структурировавшим новые мировые империи в мире прорыва, были македонцы и римляне. Их духовное убожество связано с тем, что они не сумели воспринять всей душой опыт осевого времени. Поэтому они были способны в историческом мире к политическим завоеваниям, к управлению, к организации, к восприятию и сохранению образованности, к непрерывности в передаче опыта, но не к его продолжению или углублению. По-иному обстояло дело на севере. Здесь, так же как в Вавилоне и Египте, не было великого духовного преобразования. Нордические народы пребывали в дремотности примитивного состояния.
После того как совершился прорыв осевого времени и сформировавшийся в нем дух стал посредством своих идей, творений, образов доступен каждому, кто был способен слышать и понимать, когда стали ощутимы безграничные возможности, все последующие народы становятся историчными в зависимости от степени интенсивности, с которой они отзываются на совершившийся прорыв, и от глубины, на которой он ими ощущается» К. Ясперс Истоки истории и ее цель
Он твердо заявляет, что наука нового времени не является вторым осевым временем в смысле качественно нового прорыва в самосознании человека, а в лучшем случае «вторым дыханием» первого осевого времени. И что человечество до сих пор способно черпать воодушевление и энергию только погружаясь в священный источник первого откровения, полученного в те несколько столетий до рождества Христова, в которые родилась греческая философия и древняя религия иудеев и индусов.
Ясперс гениален во всем своем прозрении исторического процесса, кроме этого последнего вывода. Он безусловно прав в том, что определяет конец мифологической эпохи как ось мирового времени. Он также непогрешим в своем выводе о том, что первое рождение разумной личности еще не полностью свободу от магического сознания, которое дремлет в нем и может быть пробуждено в любой момент. Таким образом, он говорит скорее о некоем синтезе мифа с логосом, чем о войне, объявленной логосом мифу. Действительно, на первом этапе так и должно было быть. Как проницательно его определения процесса становления духа, как прогресса в знании, но не в сущности, не в самой природе человека, которая остается неизменной. И что эта общая природа человека непременно ведет к единой мировой истории всего человечества. Он также категоричен в противопоставлении своего видения линейного мирового процесса мировой истории человечества цикличным теория Шпенглера и Тойнби, как категоричен будет позже Альберт Швейцер в «Культуре и этике».
Однако, вся гениальность этого прозрения остается нейтрализованной и бездействует в безвестности по причине того, что Ясперс, стоя на позициях Канта, смазывает в конечном итоге решительную критическую границу между логосом и мифом, которая является рождением истории разумной личности. Для него миф остается не временно, а навсегда, и линия между мифом и логосом навсегда размыта, и это не имеет никакого решительного воздействие на сознание человечества в его понимании. Поэтому человечество может бесконечно возвращается к архаическим этическим религиям времен Древней Греции, и черпать в них свое вдохновение. По той же причине, он не способен увидеть и раскрыть пути становления духа после его рождения в осевое время, хотя из определения которое он вначале дает эти дороги ясны и прозрачны. Эта кантианское благоговение перед всесилием духа, заставляет его заявить, что сознание человека нельзя определить, так как это идея. По той же причине его психиатрия, которая в философском смысле очень удачно противостоит дарвиновской психиатрии примитивного биологизма, остается беспомощной. Ибо на практике кантианец, признающий дух всесильным в своей свободе самоопределения, ничего определенного в отношении этого духа сказать не может. Попробуем мы сделать это вместо Ясперса с позиций теории психической энергии, ибо, к счастью, никак не связаны с абсурдом кантианской философии.