- Большинство! - уточнила Илга Дайнисовна.
- Правильно, - охотно согласился Павел. - Потому что большинство до сих пор нищие.
Илга Дайнисовна горько усмехнулась.
- Разбогатеешь тут, когда почти все заводы обанкротили!
- Ну, заводчане в богатеях никогда не бывали, - напомнил ей племянник. - И заводы не обанкротили. Сами они развалились, потому что построены было по указке того самого "старшего брата" и выпускали продукцию, на фиг никому не нужную.
- Пока был Союз, ее даже не хватало! - не сдавалась тетка.
- Правильно! Потому что нормальные товары мы видели только в рекламе финского телевидения. Кое-что за бешеные деньги доставали у моряков и фарцовщиков. Елки зеленые, совсем забытое слово - "фарца"!.. Купить вшивенькие джинсы - это ж было событие, несколько месяцев деньги откладывали! А сегодня на свою совсем обыкновенную зарплату я могу легко купить за раз хоть три пары вполне приличных джинсов...
- А квартплата?
Ответить Павел не успел.
- Ладно, - вздохнул Юрий Антонович. - Согласен: многое было недоработано. Но это не повод, чтобы нас ненавидеть. Мы ведь нормально к эстонцам относились.
- По-разному, - Павел поморщился. - Как вспомню эти рожи интеровские...
- Прекрати! - возмутила Юрий Антонович. - Люди пытались сохранить Союз, боролись за дружбу народов!
- Что же они не продолжают борьбу, такие, блин, идейные? - Павел даже крякнул от досады. - Где их вождюшки?
Юрий Антонович оторопело захлопал глазами. Племянник ответил сам:
- Сделали на голосовавших за них идиотах карьерищи и устроились в уютных московских креслах. Об Эстонии уже и не вспоминают. Многие, кстати, цепко захватили кабинеты и лимузины на нашем Северо-Востоке, получили "за особые заслуги" совсем недавно так ненавистное им эстонское гражданство и настроены теперь так проэстонски, что не сразу поверишь в их интеровское прошлое.
Юрий Антонович ослабил галстук, закурил. Руки его мелко подрагивали. Он сам голосовал за человека, сделавшего во время перестроечной смуты потрясающую карьеру. Работал с ним на заводе молодой парень - Сергей Звонков. Он никогда не блистал особым умом, но работал аккуратно и норму выполнял всегда. Вроде бы, никогда не высовывался, а как-то выбился в комсомольские вожаки. В год последних советских выборов его и двинули кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Решили, раз молчаливый и без зауми, значит, честный, за работяг. И стал Звонарь депутатом! Юрий Антонович видел его потом раз пять по телевидению: сидит себе в дальнем ряду зала и загадочно чему-то улыбается. А чего грустить? Перевел семью в Москву, сделал квартиру не только себе, но и сыну. После того, как гикнулся СССР, мигом перевелся в какую-то комиссию при российской Думе. Звонил недавно, интересовался: не турнули еще эстонцы родных заводчан? Есть возможность какое-то число пристроить в лагеря беженцев... Гадина!
- Все равно, - подала голос Илга Дайнисовна. - В советское время эстонский язык никто не запрещал. Эстонские дети учились в эстонских школах и институтах. И все были советскими гражданами!
- А что плохого было, - добавил немного успокоившийся Юрий Антонович, так вместе хлебали.
Павел взглянул на внешне безразличную к спору Регину, мелко закивал.
- Правильно. Но основная масса эстонцев не ненавидит нас, а не понимает. Как и мы их, - он немного поразмыслил, почесал затылок. - У нас ведь принципиальные различия в темпераменте и менталитете. Эстонец - образ это кто? Эдакий двухметровый блондинистый потомок Калевипоэга, тратящий на принятие любого решения не меньше месяца, и раз что-либо надумав, не передумывающий уже никогда.