— Или спал плохо? Жена говорит — магнитные бури, лекарства подсовывает… Вчера ушел отсюда последним, уже темно было, глянул в окно — не спишь, читаешь. Хотел было зайти, потрепаться, да побоялся на электричку опоздать…
Бригадир говорил беспрерывно, видимо, намолчался за ночь, вот и разминал застоявшийся язык. На лесах — одни матерки в ответ на такие же, изрыгаемые работягами. Нет душевности общения с культурным человеком. Вот он и трепался, не дожидаясь ответов, заодно натягивал на себя рабочую робу, отряхивал брезентовые рукавички.
— Жинка у меня — самая настоящая колдунья. Накаркает — все сбывается. Утром встала и говорит: неладное у тебя на стройке, прораб забарахлил. То ли запор у мужика, то ли еще какая напасть приключилась. Взглянул сейчас на тебя и понял — права баба…
Машкин по обыкновению отмалчивался. Станешь выспрашивать либо смеяться над глупой женой каменщика — еще большего наслушаешься.
Наконец, бригадир отвел душу и заторопился к своим работягам. осенний день недолог, его нужно использовать полностью от рассвета до заката, дорожить каждой светлой минутой. Соответственно, каждым «капающим» рублем.
А прораб остался в своей каморке. Пока каменщики развернутся, пока кран подаст наверх первую «дозу» раствора, есть время позавтракать. Федор Иванович берег свое здоровье, старался кушать всегда в одно и то же время, не травмировать желудок перееданиями либо слишком большими перерывами.
Не успел сварганить себе первый бутерброд и организовать яишенку — в комнату влетел бригадир. Глаза — навыкате, рот открыт. Будто встретился мужик с нечистой силой.
— Беда, Иваныч… Наколдовала все же дребанная баба… Поспеши в подвал…
Забыв о ноющем желудке и о сгорающей на электроплитке яичнице, Машкин побежал к зданию. В голове, сменяя одна другую, кружились в хороводе страшные видения… Провалилась часть фундамента… Пробился родник и затопил подвал… Придавило пьяного работягу, решившего отдохнуть в холодке… Следом трусил бригадир, поминая на ходу Деву Марию, всех божьих апостолов и заодно собственную жену-колдунью.
В подвале распластался на земле Басов. Мертвый. Возле головы — лужа крови. Натекла из перерезанного горла.
За воротами приткнулась черной мордой к ограде иномарка банкира. Водитель мирно спал, положив голову на баранку руля.
Машкину показалось — на лысине зашевелились несуществующие волосы. На ослабевших, негнущихся ногах он бросился в вагончик к трубке сотового телефона. Вызвать милицию…
«Уголовщики» приехали неожиданно быстро. То ли обозначился неожиданный «простой» в вечной их схватке с преступниками, то ли подействовал панический призыв инженера. Сразу три милицийских машины с мигалками остановились рядом с банкирской иномаркой. Из первой выбрался плотный мужчина в плаще и в шляпе.
Поглядел на него Машкин и изумленно открыл рот… Вот это фокус! Перед ним — родной брат жены, Бабурин Сергей Петрович, следователь прокуратуры. Вот так встреча! Давненько они не виделись, почитай с похорон жены свояка. И следователю и инженеру — вечный недосуг. Машкин трудился в министерстве, позже — мотался по офисам в поисках работы. А уж у Бабурина, при нынешнем разгуле преступности, день от ночи не отличишь.
Сергей Петрович тоже удивился неожиданной встрече.
— Свояк? Какими судьбами? Ты что здесь делаешь?
Машкин коротко пояснил: работает. Не время обниматься-целоваться, когда в новостройке лежит банкир с перерезанным горлом, нет желания жаловаться на судьбу, толкнувшую инженера в объятия погибшего Басова.
Похоже, следователь тоже понял сложность обстановки.
— Ладно, отложим родственные разговоры на другое время. И — в другую обстановку. Пошли поглядим, что у тебя стряслось…
Вокруг трупа уже хлопотали сыщики, медики и эксперты. Измеряли, фотографировали, распрашивали работяг.