Выбрать из чертежей перечень конструкций и материалов, завезти их на место, найти и задействовать специалистов. Пусть болит голова у инженера, пусть он отчитывается перед хозяином.
Получилось совсем не так. На следующий день Старцев снова появился на стройке. Хмурый, взъерошенный, с обшарпанным чемоданчиком в руках. Вошел не в «рабочую» комнату — прямиком в спаленку инженера. Кивнул на вторую, невесть для чего поставленную, кровать-раскладушку.
— Мое место. Хозяин велел.
И — все, ни одного лишнего слова, ни дополнительных разьяснений. Извлек из чемоданчика вафельное полотенце, туалетные принадлежности, зеркальце и фотографию в простенькой рамочке.
— Чертежи?
Пришлось Машкину принести из прорабки только вчера врученный ему план прокладки кабельной канализации. Ради Бога, не жалко, наоборот, станет полегче, инженеру по самую макушку хватает здания и других коммуникаций: водопровода, канализации, электроснабжения, теплосети. Здесь — не город, где можно привязаться к существующим колодцам и трансформаторным подстанциям, жизнеобеспечение полностью автономное.
Небрежно засунув чертеж в карман полотняной куртки, Сурок ушел и не появлялся до позднего вечера. Где он шляется, чем занят — все это мало занимает прораба.
Появился сожитель в менее сумрачном состоянии. Присел на свою койку, достал из чемодана армейскую флягу, налил что-то в стаканчик. Судя по запаху — водку. Нечто подобное улыбки промелькнуло на давно небритом лице. Чокнулся с… фотографией, выпил.
По комнате расплылся водочный «аромат».
Машкин поморщился. Не от алкогольного запаха — от обиды. Ни здравствуй, ни досвиданья, не предложил составить компанию, не извинился за вторжение. Разве так поступают культурные люди, разве так ведут себя настоящие интеллигенты?
Обычный мужлан! Неизвестно, сколько времени придется жить с ним в одной комнате… Демонстративно перебраться в прорабку? Не ругаясь, не выражая недовольства, собрать постель и перенести в другую комнату… Нет, так он не поступит — опасно. Вдруг чертов молчун возьмет да пожалуется хозяину? Не зря ведь перешептываются в банке: хозяйский наушник, стукач, подленький человечишка.
Перспектива оказаться без работы — вечно висящая над головой тяжелая «болванка». Федору Ивановичу казалось — любое недовольство его поведением, возникшее у банкира, непременно ввергнет бесправного прораба в прежнее нищенское существование.
И Машкин остался на своем месте. Не спал до утра, размышляя о сгустившейся атмосфере вокруг Басова и слушая невероятной силы храп соседа. Даже спит не по людски: всхрапнет, будто встревоженный жеребец, подскочит на раскладушке, сонными глазами обведет комнату и снова засыпает. До очередного всхрапывания.
Весь следующий день Сурок просидел на скамейке, поставленной охранниками рядом с вагончиком. Что-то жевал, чем-то запивал и не сводил настороженного взгляда с в"ездных ворот. На обед сварил на машкинской электроплитке суп из пакетика, поел и снова занял «наблюдательный пункт».
Часа в четыре дня все же дождался — возле ворот остановились четыре ЗИЛа, груженные конструкциями кабельных колодцев, асбоцементными трубами, катушками кабеля.
Старцев уселся в кабину первой машины и уехал.
Целую неделю активно работал: уезжал в шесть утра, возвращался заполночь. Перед сном неизменно чокался полным стаканчиком с фотографией.
Во время отсутствия Сурка Машкин полюбопытствовал — достал из тумбочки спрятанную туда фотографию. Не просто спрятанную — завернутую в чистый лист бумаги. На фото изображена девушка-красавица. Изящная, с тонкими чертами лица, широко раскрытыми голубыми глазами, она будто излучала ласку и нежность.