Гордые и счастливые мы шли домой к вечеру. Мы чувствовали себя победителями. Мама нам явно завидовала.
Раньше я тоже умела, сказала она Сашке, а теперь И она махнула рукой. Лицо у неё стало немного грустное и махнула она так, что мне стало её жалко: всё учится и учится, сколько себя помнила Мама всё училась.
Ты приезжай почаще, мы тебя вмиг научим, сказала я Маме.
Вмиг научим, хором подхватили Юрик и Сашка. Мама внимательно посмотрела на нас и ничего не сказала.
Вот и всё.
И вот мы уезжаем. Юрику пора было на работу, отпуск заканчивался. Сашка была грустная.
Замечательный был отпуск, всё говорила она, несколько раз повторяя просто замечательный.
Я считала, что грустить не надо, ведь мы ещё приедем. Юрик молчал.
Правда же, мы ещё приедем? приставала я к нему.
Юрик молчал.
И мне тоже сделалось грустно, наверное, больше не приедем!
Конец всей повести.Фабрика познания
(Отображение науки в художественной форме).
«Мне пришлось ограничить знание, чтобы освободить место вере»
сказал философ Иммануил Кант.Кант был, несомненно, великий мудрец и с удивительной тонкостью он составил систему 1 в которой сохранялись и внешний мир, независимый от человеческого разума (то есть присутствовал материализм), и 2 первенство духа в построении мира, то есть господствовал идеализм.
Он расположил всё известное в науке в его время в таком хитром порядке, что не было ничего лишнего и ничего не забытого. И картина познания представала в технологическом процессе в виде очень узкого потока, текущего в строгом бетонированном русле «раз и навсегда, только так, а не иначе».
Как и многие философские системы, кантианство оказалось, в своем роде, дефектной ведомостью знаний человеческих. По дефектам философских систем можно видеть дефекты точного знания, дефекты науки на протяжении истории.
Обладая очень небольшим количеством сведений о природе мира, люди всегда нуждались в их обобщении, в их объединении. Им хотелось обязательно составить общую картину мира и увидеть в ней не только сам мир, но и своё место в нём. Им приходилось фантазировать, латая домыслами чудовищные прорехи в точных знаниях и люди обращались к богам тогда, когда никакие фантазии уже не помогали свести концы с концами. Создателям этих систем казалось, что им удалось нарисовать истинный портрет мира. А последующие поколения, вооружённые бОльшим опытом, разглядывали этот портрет и отмечали все наивности, все неточности и всю неполноту этой картины мира от философии, какой бы «новой» она не была.
Последняя философия рассматривала природу, солнечную систему и космос в его развитии, в его становлении. Но человеческое сознание, наш разум тоже должен иметь историю
Разум нельзя принимать как нечто раз и навсегда данное нам. Нельзя считать извечными априорные принципы познания, то есть то, что внедрялось в мозг и формировало мозг на протяжении огромных периодов существования жизни.
Каким способом гравировала природа свои законы на мозговой коре в виде извилин, каков механизм передачи от поколения к поколению этих «априорных» принципов мы пока не познали.
Но мы знаем, что не чьи-нибудь, а только и именно черты природы отштампованы в нашем сознании. Приземлённо, Бертран Рассел утверждает даже, что кантовское представление об априорном пространстве, абсолютно пустом и бесконечном, могло возникнуть в мозгу человека, который живет на равнинной местности, вроде той, где расположен Кёнигсберг. «Я не вижу, пишет Рассел, как обитатель альпийских долин среди гор мог бы принять такое представление о мире».
Вот ведь какой «материалист» этот Рассел! Если следовать тем же путём идей, можно было бы заключить, что именно в альпийских долинах среди кривого горного рельефа должно было возникнуть представление о пространстве, обладающем кривизной.
Ну конечно! мог бы сказать на это сэр Бертран. Так оно и получается. Понятие пространства, обладающего кривизной, было введено в физику именно в альпийских долинах: Эйнштейн жил в Цюрихе и Берне, когда писал свои первые работы по теории относительности!
Получается забавное развитие идеи о похожести творения на творца: житель равнин одна физика, житель гор другая! Но можно предложить ещё одно звено в цепи подобных рассуждений, например, спросить: