Поднявшись на трибуну, Молотов аккуратно протёр стёкла пенсне носовым платком, предварительно убедившись в его пригодности для такой деликатной работы. Водрузив пенсне на нос, он пошёл взглядом по рядам. И не с тем, чтобы призвать всё уже были призваны а потому что больше нечем было загрузить взгляд. Он успел написать только «преамбулу», да и ту выучил наизусть, пока писал.
Товарищи! Наш Пленум собрался в дни, когда партия, народ и государство подверглись тяжёлому испытанию
Сидящие в зале затаились ещё выразительней.
Враги партии и народа замахнулись на самое ценное, что у нас есть: на жизнь товарища Сталина
Вот теперь зал ахнул. Но очень дозировано и осторожно: кричать «Негодяи!» или, тем паче «Смерть врагам народа!» ещё не пришло время. Высовываться «на свою голову» и прочие интимные места никто не хотел.
Но их вылазка провалилась!
Последовал дружный выдох. Правда, Молотов не взял бы на себя смелость квалифицировать его, как единодушный, и, тем более, как выдох облегчения. Народ выдыхал в унисон, но каждый своё. Вячеслава Михайловича не нужно было инструктировать на тему «Враг не дремлет!»
Поэтому он и не обольщался: в зале действительно было немало тех, кто предпочёл бы другой сценарий развития событий. Теперь им приходилось мимикрироваться под преобладающее настроение. Но части из них, по причине искреннего расстройства финалом, не удалось замаскироваться, и они сидели «со своими лицами»: мрачнее тучи. Хотя, в случае любопытства «товарищей, компетентных проявлять любопытство», они могли выдать свой «непокровительственный окрас» за естественную для советского гражданина реакцию на известие «о злодейском покушении на жизнь дорогого вождя».
Сейчас наши органы активно работают по выявлению и обезвреживанию всех, пока ещё остающихся на свободе, второстепенных участников заговора. Но о результатах оперативно-следственной работы Пленуму доложит вновь назначенный министр государственной безопасности товарищ Круглов. Я же остановлюсь на политической оценке событий.
Молотов, не торопясь, налил воду из графина в стакан, и сделал несколько глотков. Он уже смирился с тем, что доклад придётся делать «с колёс». Конечно, это дополнительно «накладывало и обязывало» стенографисты ловили каждое его слово, но зато не ограничивало в творчестве. А Хозяин одобрял «полёт мысли». Если, конечно, она мысль, то есть «летела правильным курсом». Курсом, заданным Хозяином.
В контексте директивы «верной дорогой идёте, товарищи». За такую самодеятельность Хозяин не только не взыскивал, но и поступал в точном соответствии с установкой «чудища дивного» из сказки Аксакова: «не накажу, а награжу!». Оставалось лишь постараться «соответствовать» и по форме, и по существу.
Достоверно установлено, что организатором и вдохновителем заговора являлся член Президиума ЦК Берия.
Впервые за много лет Лаврентий Палыч не оказался не только «Лаврентием Палычем», но даже «товарищем».
Он же и отработал за всех Борджиа, вместе взятых.
Народ не понял и Вячеславу Михайловичу пришлось «опуститься до уровня».
Ну, то есть, опоил товарища Сталина, и совсем даже не вином. Опоил пусть и чужими руками, но своим умыслом. Ближайшими подручными Берии и это тоже установлено достоверно являлись лица из высшего политического руководства страны: члены Президиума ЦК Маленков, Хрущёв, Игнатьев. Заговорщики намеревались не только захватить высшие посты в государстве, но и начать демонтаж Советской власти.
«В этом месте» публика безмолвствовала ещё активнее. Потому что место было привычным, общим и даже дежурным для обвинений такого рода. Как говорится: «плавали знаем». Поэтому по рядам участников не прошелестело и не пробежало. Если что и впечатлило массы, так одни лишь реквизиты заговорщиков. Но и здесь с реакцией тоже не нужно было спешить: «мало ли, что».
Видя реакцию «в виде её отсутствия» Молотов усмехнулся. Вот это действительно удивило аудиторию: Вячеслава Михайловича «без железной маски» мало, кто видел.
Некоторые из Вас, наверно, думают, что Молотов сейчас начнёт сыпать обвинениями в шпионаже, измене Родине, переходе на сторону врага и покушении на жизнь всех, без исключения, соратников товарища Сталина. Так ведь?
Зал молчал. Потому что дураков нет. Как минимум, в этом зале. Но Молотов не огорчился тем, что голос его по-прежнему отрабатывал «гласом вопиющего в пустыне». Похоже, на другой «приём» он и не рассчитывал