В саквояже у Семёна Ильича было всё для того, чтобы оперативно «вытащить» самого безнадёжного пациента: от новейших западных препаратов до заслуженных ветеранов китайской традиционной медицины.
Наполнив шприц подходящим к симптомам противоядием, Браилов аккуратно сделал внутривенную инъекцию. Потом ещё одну. И ещё. Спустя несколько минут в глазах Хозяина что-то забрезжило. Может, даже жизнь. Хотя бы в виде отдельных признаков. Или даже проблесков. Теперь можно было заняться анамнезом: «заслушать товарища».
После этого стакана?
Браилов решил максимально урезать вопросы для лучшей усвояемости клиентом. На всякий случай он продублировал вопрос соответствующим взглядом, и наклонился над Хозяином, который неслышно шевелил всё ещё синюшными губами.
Не напрягайтесь: если «да», то просто закройте глаза!
Веки Сталина дрогнули и медленно прикрыли глазные яблоки.
Семён Ильич извлёк из саквояжа полулитровую склянку, и набрал из неё коричневой жидкости в спринцовку. Приподняв голову Хозяина, он вставил стеклянную трубку в уголок рта, и сдавил пальцами резиновую грушу. Хозяину даже не пришлось глотать: древние китайцы обо всём уже позаботились.
Нет, Хозяина не вывернуло наизнанку. Снадобье имело другое предназначение: нейтрализовать действие токсинов в крови больного, а заодно освободить от них стенки желудка. Делать переливание крови в условиях дачи возможностей не было, потому что не было ни аппарата, ни санкции Хозяина на его использование. Тот во всём он усматривал, если не угрозу, то намёк. Но сейчас этого и не требовалось: древние китайцы умудрялись «вытаскивать из-за грани» при помощи одних только отваров и мазей. Им ведь неведомо было ни переливание крови, ни плазмофорез, которые и потом далеко не всегда отрабатывали за эликсир жизни.
Сейчас Браилов, как раз, и использовал одно из средств, позаимствованных восемнадцать лет тому назад у коллеги Лю. Действие этого средства должно было проявиться минут через двадцать-двадцать пять. Именно столько времени требовалось лекарству для того, чтобы через стенки желудка попасть в кровь. В этом отношении китайские снадобья не слишком отстали от современных препаратов, а те, в свою очередь, не слишком далеко ушли от «древнего Китая».
Около часа Семён Ильич хлопотал над Хозяином, сделав ещё несколько инъекций антидотов Майрановского и препаратов Лю. Не обнёс он заботами и сталинский атеросклероз. Уж с первых дней пребывания на даче Браилов определил весь «букет» недомоганий Хозяина, доминирующую роль в котором занимали атеросклероз и гипертония, обещавшие их носителю весьма серьёзные последствия.
Делал Семён Ильич свою работу, не суетясь, почти хладнокровно. В отличие от врачей Лечсанупра, ему не нужно было имитировать кипучую деятельность. Над ним не нависали ни «высокие чины», ни «дамокловы мечи». Поэтому ничто не отвлекало его от работы. И ещё он точно знал, что и как ему делать. Да и бумажки ему не нужно было подписывать. Те самые, которые обещали лекарю, «в случае чего», повторение судьбы «врача-палача» Левина.
Труды его должны были «увенчаться» не таких «доходяг» поднимали а потому и «увенчались». Лицо Хозяина начало постепенно утрачивать синюшный оттенок, даже губы слегка порозовели. По всем признакам выходило, что Браилову удалось предотвратить развитие болезни в паралич. Нормальная работа сердца и органов дыхания была восстановлена и очень вовремя.
Теперь можно было вспомнить за усталость и за вспотевший лоб. Но, разумеется, «без отрыва от производства». То есть, под выяснение причин, благо, что Хозяин уже был в состоянии разговаривать, хотя бы и без слов: медикаменты знали своё дело. И Семён Ильич «продолжил допрос» вождя.
Вы помните, что с Вами случилось?
???
Вместо ответа Хозяин сам задал вопрос. И не потому, что это ему было сделать легче, чем отвечать. Он был потрясён содержанием вопроса: значит, с ним что-то случилось!
Вас пытались отравить, товарищ Сталин. Увы, но это правда.
Семён Ильич решил: от того, что Хозяин узнает правду, хуже не будет. Не только Хозяину, но и ему. Сейчас правду-матку резать было не только можно, но и нужно. И чем скорее, тем лучше. В голове майора уже начал вызревать план действий, и с каждой минутой он всё отчётливее принимал окончательную форму. И это был план операции, а не то, что называется «мой ум созрел для мести».