Ему представилось, будто перед ним раскрылись огромные, уходящие в небеса врата царства смерти; нужно только встать перед ними, закричать, позвать - и взору вновь предстанет то, что было потеряно навсегда. Разве не может на этой черной, как сажа, завесе вечности, на этом твердейшем пробном камне блеснуть золотой след утраченного счастья?.. Неожиданно размышления Фонибхушона прервал какой-то сухой, мерный стук, сопровождаемый позвякиванием металлических украшений. Казалось, этот звук поднимался по ступеням береговой лестницы.
Трепеща от возбуждения, Фонибхушон пытался пронзить тьму своим нетерпеливым взглядом - он вглядывался во мрак до боли в тяжело бьющемся сердце и полных страстного желания глазах, но ничего не мог различить. И чем больше он напрягал зрение, тем грознее сгущалась тьма, тем призрачнее становился мир. Природа, увидев непрошеного пришельца у входа в обитель смерти, торопливою рукой опустила еще один занавес перед его взором.
Поднявшись шаг за шагом на верхнюю ступеньку лестницы, звук двинулся по направлению к дому; затем, перед самым домом, остановился. В эту ночь сторож запер наружную дверь и ушел послушать праздничное пение. И вот на эту самую дверь посыпался град ударов, послышался звон женских украшений и стук каких-то твердых предметов. Фонибхушон не мог усидеть на месте. Пройдя через неосвещенные комнаты, он спустился по темной лестнице и подошел к двери. Она была заперта снаружи на замок. Фонибхушон что было силы начал колотить руками по двери и - от боли, а также от вызываемого им же шума - проснулся. Оказалось, что он во сне спустился с верхнего этажа. Тело его было покрыто испариной, руки и ноги - холодны, как лед, а сердце трепетало, подобно готовой угаснуть лампаде. Снаружи не доносилось ни единого незнакомого звука, только лил дождь, да сквозь его шум слышались голоса деревенских певцов, затянувших утреннюю песню.
Хотя все происшедшее было только сном, Фонибхушону оно казалось удивительно близким и реальным, и он подумал, что его уже почти ничто не отделяло от чудесного осуществления несбыточной мечты... А далекая мелодия песни да монотонный стук падающих дождевых капель шептали: "Само пробуждение - лишь сон, этот мир - нереален".
На следующий день тоже было гулянье и бродячая труппа опять давала представление. Сторож был отпущен, как и накануне, Фонибхушон приказал, чтобы наружная дверь была оставлена на всю ночь открытой.
- По случаю праздника пришло много чужого народа из разных мест, я не посмею оставить дверь открытой и уйти! - возразил сторож.
Но Фонибхушон не стал его слушать.
- Тогда я останусь на всю ночь я буду охранять дом, - заявил сторож.
- Нет, нет, - перебил его хозяин. - Тебе все-таки придется пойти на праздник.
И сторож, крайне удивленный, ушел.
Вечером, потушив в спальне свет, Фонибхушон сел у окна. Хмурые тучи, готовые обрушить на землю потоки дождя, закрывали небо. Безмолвие, наполненное ожиданием чего-то надвигающегося и неопределенного, окутало мир. В напряженной тишине слышалось лишь неугомонное кваканье лягушек да звуки далекого пения. Казалось, сам воздух был напоен странной таинственностью.
Поздней ночью умолкли лягушки и цикады, растаяли голоса мальчиков-певцов, и на ночную землю опустилась завеса еще более густого мрака. "Время пришло", - подумал Фонибхушон.
Как и в первый раз, со стороны береговой лестницы послышался сухой стук и металлическое позвякивание. Но Фонибхушон не смотрел в ту сторону: он боялся, как бы его жадное нетерпение и страстный порыв не сделали напрасным его ожидание, как бы сила могучего стремления не подавила в нем способности владеть собой. Напрягая все силы, чтобы сдержать себя, Фонибхушон неподвижно, словно деревянное изваяние, застыл у окна.
Сегодня звук побрякивающих украшений, шаг за шагом пройдя расстояние, отделявшее его от дома, проник в незапертую дверь.