Комкор Жуков распорядился! У него особые полномочия! Ему их сам товарищ Сталин дал! отвечая сразу на всё, перешёл в контратаку Булыга.
Что? Товарищ Сталин дал комкору Жукову полномочия чихать на советские законы? Товарищ майор, я у вас здесь временно и скоро буду в Москве, где обязательно лично спрошу у товарища Сталина об этом.
Булыга сник и глядел на меня, как побитая собака.
По уму, майор, я сейчас и тебя и военюриста, и дивкомиссара, как их там, фамилии запамятовал, что приговор вынесли, арестовать должен. Вы же на всё, на закон, на следствие, на правосудие наплевали! Понимаешь ты это? Понимаешь Потому и не расстрелял ещё никого под благовидным предлогом. Остальные дела такие же? Давай сюда, смотреть будем.
Действительно, из двенадцати арестантов оказалось только двое «самострельщиков», остальные были «оприходованы» по прямому приказу Жукова «Судить! Расстрелять!», который такими методами укреплял дисциплину в войсках. В оправдание командующего пограничник признал, что последняя, действительно, на обе ноги хромала.
Знаешь, Булыга, если я тебя сейчас смещу, то мне самому в твоё ярмо влезать придётся, сказал я, спустя три часа допросов, наведения справок и телефонных переговоров с отдельными частями. Давай сделаем так. Я тебе даю сутки, чтобы всё привести в нормальное состояние по этим расстрельным делам. Как уж ты будешь выкручиваться и приговоры отменять твоё дело. Надеюсь, что в дальнейшем мы сработаемся. И ещё. В одно лицо работать в авиагруппе мне тяжело будет. Людей бы подкинул, а?
Нет у меня людей. Три сотни пограничников у меня всего осталось, две трети из которых охраняют переправы и штаб командующего. Остальные лазутчиков ловят.
Кстати, километров полсотни на запад по тракту и около тридцати южнее недобитки сидят, надо бы зачистить, вспомнил я об оставшихся в степи калеках.
Это тот отряд, что лётчики разбомбили?
Да.
Так посылали же бронероту на той неделе туда, доложили, что уничтожили всех.
Недоработочка, товарищ майор. А потом самолёты «Аэрофлота» в Тамцак-Булак не долетают. Исправляй. Хотя погибших уже не вернёшь сказал я с горечью в голосе.
Товарищ майор! перебил меня вбежавший в блиндаж возбуждённый пограничник. Стрелковый батальон оставил позиции! Бежал! Командующий группой требует немедленно найти и навести порядок! Восстановить положение! Комбата арестовать, он нового уже послал!
Где? вскочил Булыга с места.
Напротив Песчаной!
Сообщите на переправу, никого с восточного берега не пускать! И пусть не зевают, японцы могут на плечах прорваться! начал командовать майор. Едем!! Резервное отделение, в ружьё!!!
Захваченный поднявшейся общей суетой я тоже во всеоружии заскочил в кузов грузовика. Через двадцать минут, уже на той стороне, мы в темноте едва не врезались в толпу бредущих по степи людей.
Что за часть? Где командиры?! закричал вылезший из кабины на подножку Булыга. Стоять!!!
Человеческое стадо, иначе не назовёшь, остановилось, стрелять для острастки не пришлось. Паническая истерика была уже позади и люди просто уныло шли в том направлении, в котором раньше бежали, не думая зачем и куда, лишь бы подальше.
Командиры где, я вас спрашиваю?!! ещё раз проорал во всю глотку, стараясь казаться как можно более грозным, начальник особого отдела. Пограничники в кузове демонстративно передёрнули затворы винтовок и пулемётов и направили стволы на людей. Те, конечно, могли бы ответить тем же, но у большинства руки оказались пустыми, а другие, кто не бросил оружия, были подавлены и осознавали свою вину, потому и не сопротивлялись. Толпа в одном месте колыхнулась и из её глубины на голос майора стал пробираться человек. Подойдя вплотную он, стараясь говорить твёрдо, мальчишеским голосом представился:
Лейтенант Порушин, командир противотанкового взвода.
Где остальные, лейтенант?!! продолжал «наезжать» Булыга. Где комбат? Командиры рот?!
Мы с марша! А нас в атаку! Ночью! Без огня! Без разведки! Кто так воюет?! будто не слыша майора, глядя себе под ноги, рычал от бессильной злости лейтенант, размазывая по лицу текущие из глаз слёзы.
Где комбат, курва, я тебя спрашиваю?!! соскочив с подножки, Булыга схватил Порушина за плечо и стал трясти, пытаясь таким образом привести в чувство, но эффект оказался прямо противоположным.