Соседям Спиридона снизу, сверху и с боков тоже приходилось несладко, но, как говаривал классик, человек не блоха, ко всему привыкнуть может. К тому же после одиннадцати Спиридоныч, как законопослушный гражданин, песен не пел и музон не лабал, так что придраться было не к чему. Так и терпели.
Однако среди всех окружающих несчастного певца людей был один слушатель, которому Спиридоныч был невероятно благодарен. Слушатель этот приходил по средам ровно в полседьмого вечера и сидел рядом с вдохновенно распевающим Спиридоном, склонив голову и внимательно слушая. Иногда он закрывал глаза и, казалось, наслаждался кошачьими звуками, вырывающимися из глотки вокалиста. Это подстегивало, и Спиридон вдохновенно брал новую ноту, еще пронзительнее предыдущей. Так что обычно среда была у Спиридоныча праздничным днем. Самое интересное, откуда взялся таинственный фанат и каким образом он попадал в комнату Спиридона, оставалось загадкой. Соседи вокалиста в ответ на подробные расспросы последнего крутили пальцем у виска, присвистывали и выразительно цокали языком.
Однажды, как уже понятно, в среду, Спиридон решил-таки выяснить, кем же является таинственный поклонник его скромного таланта. Он вновь попробовал поспрашивать у соседей, но у тех находились только одни слова, которыми они хотели поделиться с местным соловьем: «Надеемся, сегодня вы нас избавите от ваших обычных фиоритур?» (эту мысль, выраженную в наиболее пристойной форме, высказал Гундосый, так как остальные высказали свои соображения куда менее цензурно).
Спиридоныч сплюнул, отработанным движением закинул на плечо ремень музыкального инструмента и заиграл свою коронку «А где мне взять такую песню?». Слушатели хором посоветовали где, и оскорбленно разошлись по комнатам.
Ровно в полседьмого явился поклонник. Он, как обычно, закрывал глаза и бледнел при звуках знакомого голоса, но бледнел как-то уж очень интенсивно, и глаза открывать не спешил. Спиридон играл все самое душещипательное, что только знал, и пел так, что надрывалось сердце (судя по стонам из соседних комнат, не у одного Спиридоныча). Завершив концерт особо заковыристым пассажем, Спиридон в изнеможении отвалился на спинку стула. Минут десять он сам, его баян и слушатель пребывали в блаженном молчании. Затем поклонник с трудом открыл глаза и торжественно сказал:
Спиридон! Ты величайший музыкант на Земле!
Ну уж, скромно ответил Спиридон.
Никакое не «ну уж», не спорь. Я объездил много планет, и на Земле побывал не один раз, поэтому со всей ответственностью заявляю ты значим. Даже больше скажу ты велик.
Незнакомец подморгнул Спиридону третьим глазом, на миг открывшимся у него под подбородком, весело потрепетал рудиментами жабр, и продолжил:
На нашей планете, название которой ничего тебе не скажет
Почему это? удивился Спиридон. Я, знаете ли, астроном-любитель.
Ну хорошо, кротко склонил голову слушатель и взбудоражил нежные уши Спиридона булькающей какофонией, долженствующей означать, видимо, название его родной планеты.
Похоже на звуки, которые издают нечиненые канализационные трубы, вежливо заметил Спиридон. Но вы правы. Я действительно никогда не слышал о такой планете.
Так я могу продолжать? полюбопытствовал незнакомец, и, получив разрешение, кивнул. На нашей планете испокон веков существует закон о неприкосновенности жизни. Человек не может умереть, пока сам он того не захочет. А никто не хочет жить у нас интересно!
Интереснее, чем у нас? ревниво спросил Спиридон.
Конечно! с энтузиазмом воскликнул пришелец. Каждый день после работы мы клупаем, а после этого даже остается еще немного времени на зондаж!!!
На какой еще зондаж? насторожился Спиридон, у которого были сложные отношения с медициной.
Это такая игра с пирцами и хрумсами, пояснил пришелец. Развивает ложноножки и укрепляет бруз.
И он показал на живот, где, по рассуждению Спиридона, и находился искомый бруз.
А как проводят время у вас? жадно поинтересовался слушатель. Спиридоныч хотел было рассказать про баню по воскресеньям и взятие снежного городка на празднике проводов зимы, но постеснялся, справедливо решив, что незнакомец сочтет эти забавы не слишком забавными.
Да ничем особенным мы не занимаемся, вздохнув, наконец ответил он. У нас на первом месте работа.