«Пишешь. Безропотно пишешь»
Пишешь. Безропотно пишешь
Всё, что диктует Всевышний.
С гулким ударом по крыше
Падают спелые вишни.
Мечутся тёмные стаи,
В страхе от тучи нависшей.
Думаешь, всё для тебя я?
Ты и себя-то не слышишь
Нет для себя над тетрадью
В душный томительный вечер.
Строки как слёзы, как пряди
И не становится легче
«Они говорили о чуде»
Они говорили о чуде
До необозримых высот.
И в их утомительном гуде
Терялось жужжанье из сот.
Июльских полей ароматы
Смывал их пахучий поток.
Из их пестроты виновато
Смотрел синеглазый цветок.
И всё это было некстати.
Они наполняли мой дом,
А мне так хотелось остаться
С любимым мужчиной вдвоём.
Они создавали из дыма
Цветной иллюзорный кристалл,
А мне было невыносимо
Смотреть, как ты тих и устал.
Задёрнуть бы ветками клёна
И старой портьерой окно.
Толпа же ждала просветлённых,
Когда становилось темно.
И ей не хотелось поверить
В мой горький мучительный крик,
В тяжёлую пыль на портьере,
В исчёрканный мной черновик,
В догадку, что чуда не будет,
Что их здесь никто не спасёт,
Что мы, как и прочие люди,
Обычные люди и всё
Мой
Стоящий у зелёного вагона
С ненужным и потрёпанным флажком,
Подавленный и страшно утомлённый
Ты мне одной-единственной знаком.
Идущий между сувенирных лавок,
Бутылок и разбитых кирпичей
К ночному пассажирскому составу
Ты был тогда совсем ещё ничей.
Свернувшийся калачиком на полке,
Курящий возле тамбурной двери,
Глядящий в ночь, на звёздные осколки,
А может, золотые фонари,
Смешливо-обходительный за чаем,
А позже обращающийся в дым
Ты для меня не можешь быть случаен
И, значит, был тогда необходим.
Обрывками рассветного тумана
Плывущий над заснеженной рекой,
Ласкаемый бесчувственной рукой
Расчётливого женского обмана
Бессилен и поэтому украден.
Пусть дальше не знакомый мне самой,
Но тихо воскресающий в тетради,
Тайком от всех, теперь ты только мой
«Несмотря на запреты, я знаю»
Несмотря на запреты, я знаю,
Что однажды из массы людской
Тебя выберет осень сквозная,
Обласкает листвой и тоской.
Отведёт бессловесно за руку
В золотой иссякающий сад,
Где, смертельно почувствовав скуку,
Почерневшие груши висят,
Где скамья в деревянной беседке,
Обвитой виноградной лозой,
Где напев оборвётся на ветке,
Подавившись горячей слезой.
И, когда ты забудешь про взрослость,
Боль потерь и удары двери,
Осень вдруг неожиданно спросит,
Что на счастье тебе подарить,
Передать ли кораблик бумажный
Или камень в груди растолочь.
Ей в глаза ты посмотришь и скажешь:
Возврати мне ту самую ночь,
Чтобы снова стучали колёса,
Пролетали огни у окна
И горчила теплом папироса,
А потом появилась она.
И тогда я войду в этот вечер,
Беспечально светла и легка,
И потянется нитью навстречу
Узловатое тело вьюнка,
Птица сронит нечаянно перья,
Встанешь ты с потемневшей скамьи
И да пусть мне воздастся по вере
За стихи и за чувства мои.
Осень входит в мой город пустой,
Дальний поезд сигналит с тоской.
Пожелтеет листва вырезная.
Я одна обо всём уже знаю
«Когда потянулись вагоны»
Когда потянулись вагоны,
Опять появились стихи
Сложились из тяжкого стона
И горькой древесной трухи.
А ты надо мною смеёшься
Ну да, я опять влюблена,
Открыта. И связь с нашим прошлым
Зелёная эта струна.
Там жёлтые листья и ал свет,
Там также и боль, и печаль.
Но чтобы вот так ты смеялся,
Мне всей этой жизни не жаль
«А давай наперегонки»
А давай наперегонки
Из щемящей сквозной тоски,
Из сырого грибного леса,
Жёлтых листьев набрав в довесок.
Мы положим сушиться их
На страницы любимых книг,
Чтоб зимою, когда раскроем,
Вспомнить, что нас на свете двое