Да будет рука Твоя в помощь мне, ибо я повеления Твои избрал. Слова старика, которые он произносит в тесной каморке, теперь почему-то доносятся сверху. И как мне кажется, что произнесены они голосом моего отца. А из Света, что теперь заливает все вокруг, появляется Рука и тянется ко мне своим Указательным Перстом.
Жажду спасения Твоего, Господи, и закон Твой утешение мое. Слышу я слова, и уже не знаю, произнесены они мною, или же они звучат вне меня? Перст Света почти касается моей левой руки, которая откинута в сторону. И я вспоминаю, что видел уже эту сцену. Это именно она была угадана гениальным Микелянджелло на своде Сикстинской Капеллы.
Да живет душа моя и славит Тебя, и суды Твои да помогут мне!
Перст, протянутый мне в помощь и избавление от смерти, едва касается самого кончика указательного пальца моей левой руки. И это вызывает во всем моем теле некий толчок, от которого я, доселе висящий неподвижно над бездыханным телом моим, уверенно устремляюсь вниз и вхожу в свою бренную оболочку, как рука, замезшая на холодном ветру, с нетерпением проникает внутрь перчатки. И там я растекаюсь по всему своему организму, который уже готов снова включиться в работу, называемую жизнью.
Заблудился я, как овца потерянная: взыщи раба Твоего, Господи, ибо я заповедей Твоих не забыл! Слышу я умоляющий возглас старика, и вместе со сказанным ко мне возвращается дыхание.
Оно еще очень слабое, это мое новое дыхание, но я теперь понимаю, что все свершилось. Жизнь вернулась ко мне, все так же неподвижно лежащему на полу хлева. А Свет и Перст исчезли в тот же миг, когда я вновь, после столь длительного перерыва, сделал свой первый вздох на этой Земле!
Глава 11. Расставание
Через крошечную щель в стене двора, за которой Иосиф меня скрывал уже несколько дней от посторонних глаз, мне был виден двор его дома. Здесь четверо суток назад я очнулся после того, как семья старика вывезла меня из пустыни, чтобы подарить мне жизнь.
Просто так.
Я видел, что все уже готово к тому, чтобы эти люди продолжили свой путь в края, о которых я не имел даже отдаленного представления. Мне же предстояло еще достаточно долгое время провести в обществе равви Иосифа, в его доме, к которому я уже стал привыкать.
Надо заметить, что после своей смерти и воскрешения по молитвам старца Иосифа, а так же и после похорон, на которых я присутствовал в качестве покойника, после того, как я услышал шум сыплющейся сверху на меня земли и ощутил всю ее гнетущую тяжесть, во мне что-то изменилось. Мне теперь совсем не хотелось бы продолжать то дело, которому я посвятил в этих краях последние двадцать лет своей жизни. Мне было понятно, что снова к разбою и грабежам я уже не вернусь.
Было понятно мне и то, что весь этот прилюдный маскарад с моим погребением был тщательно срежессирован и виртуозно исполнен противным этим дедом и его подручными старшим сыном и владельцем этого имения. И я понимал то, что это все было просто воспитательным мероприятием. Меня вполне можно было скрыть от людей любым другим способом, не требующим того, чтобы испытывал шок человек, которого погребают заживо.
Так ведь нет! Старику было нужно именно то, чтобы я почувствовал себя мертвым. Этого требовала его вера, в которой была в порядке вещей формула «око за око, зуб за зуб». Это была и его месть мне от имени всех тех людей, которых мне пришлось в своей жизни убивать. И после того, как он исполнил этот акт мщения, он сразу же, видимым образом стал ко мне относиться совсем иначе. Он видел глазами человека, прожившего сложную и очень долгую жизнь, что я стал другим. Что меня преобразила смерть и могила, в которой я пролежал почти полдня.
Возможно, когда-нибудь я вам расскажу обо всем этом более подробно. Но, не сейчас. Сейчас у меня просто нет сил вспоминать и переживать снова и снова те ужасы, которым я был подвергнут
Я наблюдал за их семейством из своего укрытия и понимал, что они уйдут прямо сейчас. Они спасли мне жизнь, так и не став для меня друзьями. Потому что я, как и раньше, совершенно их не понимал. Мне по-прежнему были непонятны мотивы, по которым они меня спасли уже дважды, давая шанс начать все с нуля. И все же Почему мне так не хочется с ними расставаться? Почему меня так тянет к этим людям, что-то важное скрывающим ото всех. Даже от лучшего друга их семьи, равви Иосифа? Что такого важного в их миссии, которой является их движение в неизвестные мне края? Какие сокровища они вынуждены прятать в своей пустяковой поклаже, которую везет на себе их Очень Грустный Ослик? Я не замечал того, чтобы они прятали в своих тюках несметные богатства. А если это так, если в их вещах нет ничего, ценнее черствого хлеба, то что тогда у них является сокровищем, из-за которого бедный этот, усталый старик, не может позволить себе даже легкой расслабленности? В его-то годы!?