Да, Джафар! раздалось в трубке после того как я установил связь. Ты же знаешь, что зв
знаю! оборвал я ворчание одной из своих бывших жен. Тут такое дело У меня в деревне Михаил, и он при смерти.
Какой Михаил?
Господи, да Мельхиор!
Какое-то время Нити молчала.
Как давно?
Недавно. ответил я. Но он совсем плох. А сейчас еще потребовал табак!
Твоя локация?
Я продиктовал ей ряд цифр.
Только оденься теплее. У нас тут зима!
Буквально через минуту Ольга Сергеевна Гинзбург, она же Ниэтель Футо, возникла прямо во дворе моего дома. В высоких меховых сапогах, норковом полушубке и горностаевом манто поверх всего этого. Без головного убора. Но зато у ее манто от кутюр был капюшон. Нити всегда одевалась шикарно. Даже на работу. Она выбралась из сугроба и прошла ко входной двери, аккуратно обходя мертвых молодых мужиков в одинаковых костюмах. В руках у нее был небольшой пластиковый чемоданчик с равносторонним красным крестом на фасаде.
Привет! сказал я ей, услужливо отворяя двери.
Где он?
Внутри. Проходи. Это то, что я думаю? спросил я, указав рукой на медицинский кейс.
Да. Но я но ты ведь знаешь, что он не согласится?
Да. Не согласится. ответил я.
И еще вопрос. Пока он меня не увидел. сказала Нити. Это ты их уложил? она красноречиво кивнула головой в сторону четырех трупов, уже почти что заметенных снегом.
Он. ответил я. Он сам. Как только они все возникли у меня здесь. Я во дворе снег разгребал Полагаю, это из службы надзора Ну, ты знаешь! Он просто хотел поговорить наедине. И точно в последний раз!
Часть 1. В песках
«Вечери Твоея тайныя, днесь, Сыне Божий, причастника мя приими. Не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник, исповедую Тя: Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем.»
(Из богослуслужений Великого Четверга.)
«Удивительная вещь Время! Могущественная, а когда в Него вмешиваются опасная!»
(Альбус Ульфрик Персиваль Дамблдор.)
Глава 1. Монолог рядом с издохшим верблюдом
Доводилось ли кому-нибудь из вас, уважаемые потребители чтива, сиживать посреди раскаленной пустыни рядом с вашим верблюдом, который издох, так и доставив вас до спасительной воды?
Доводилось ли вам, получив дротиком в затылок от настигающих всадников Кесаря, потерять сознание, но не упасть с вашего, бегущего трусцой престарелого транспортного средства по кличке Тмеребо, а вцепившись ему в шерсть оцепеневшими пальцами, так и следовать вместе с ним по раскаленным пескам Кара-Юла, волочась по песку ногами, до того самого места, где и издох ваш любимый верблюд, так и не доставив вас до спасительной воды?
Вряд ли, о достопочтеннейший мой друг, вам доводилось в вашей вполне безвкусной, пресной жизни испытать такую ситуацию, потому, что если бы она коснулась вас крилами смерти, то и читать сейчас вы бы это не могли. Не так ли?
Да, так. Все так. Я сидел посреди жгучих песков Кара-Юла, в самом сердце пустыни, которую любил и ненавидел, и вязкие мысли, медленно проникая через еще слишком узкие после потери сознания каналы, постепенно обретали в моей голове форму того уровня правды, про который не стыдно сказать, что это есть конец всему. Но и этот уровень правды о возникшей вокруг меня жизненной ситуации, не вызвал у меня никакого страха, потому что я всё еще пребывал в полубреду после ранения в затылок.
Солнце нещадно палило мою тупую голову, старый вязаный свитер ее подарок на годовщину наших отношений, промок от пота, и у меня сильно болело в области затылка. Проведя ладонью по нему, я убедился в том, что кровь на огромной шишке уже запеклась и перестала течь, что само по себе было неплохо. Глаза мои были забиты песком, который скрипел и на зубах. Потому что это место, где мы сейчас оказались, состояло из самого мелкого песка, который вообще существует в природе. Из самого гадкого песка, ослепительно белого, как снега Антарктики, легкого, словно лебединый пух и летучего, как придорожный глинозем. Достаточно было простого ветерка, и все вокруг теряло контуры, цвета, яркость. Все вокруг становилось песочно-воздушной кашей, проникающей везде, от которой нет никакого спасения. Отчасти это и объясняло то, почему у меня болели глаза, свербило в носу и мучительно хотелось кашлять.