Надо понимать, что государство это всегда враг личности. Действительной личности, которая всегда сугубо индивидуальна и только самопознаваема; государство ценит выхолощенность и норму ненормальности, но никак не способность быть хозяином своей судьбы. Это не для него и не по его костюму.
Жить, будучи заложником тех представлений, которые специально потребляемы именно в таком виде большинством масс глупо и необоснованно. Жить тюремщиком собственных помыслов, принося в жертву свое бытие в действительности во имя спокойствия мысленного так же недостойно. Страшно оказаться перед лицом невозможности чувствования, осознавать, что это смерть, конец и не понять, что жизнь (еще одна общая персонификация внечувственного) прошла вне зависимости от собственной воли, потому, что собственности в этой воле никогда не было.
2
Каждый человек живет в области чувственного и внечувственного. Философия называет это сенсуалистическими перцепциями и рассудком, психоанализ желаниями и мотивациями внеличного характера, обывательский разум желанием и необходимостью. По-разному строятся формулы личных отношений к этим двум сферам, начиная от христианского универсализма преодоления плотских желаний и заканчивая ницшеанским «я хочу значит, я должен». Декарт вообще первым уловил связь чувствуемого (как некоторой вторичности) по отношению к мыслимому. Cogito ergo sum отражает, помимо всего прочего, форму удостоверенности субъекта в мысли при наличии сомнения относительно чувственного: сначала внеличностное «мыслю», затем универсум чувственного «существую» в его балансе рассудочного и чувствительного.
Чувства одноразовы по потреблению и отражаемы сознанием как помять по восприятию, мысль всегда независима и почти не поддается притяжению натурализма, всегда холодна в своем воспоминании и всегда будоражит в своем формообразовании.
Представляете, как было бы прекрасно, если бы ваши мысли были всегда адекватны желаниям в такой степени, чтобы можно было создавать свои желания на основе своих мыслей? Некоторые достаточно сильны, чтобы изучать традиции восточной медитации для приближения к таковой властности.
Персонификация единоличной властности свойственна всем субъектам творческого познания, каждый, кто хоть раз прикасался к священной форме индивидуальной уверенности в правоте своего «Я», только своего, знаком со сладостным чувством хранения тайны силы, ибо знание сила уже личного духа. И каждый из нас, наверняка, обнаруживал, что, то самое лично свое, персонифицированное в жгучей уверенности где-нибудь (если не повсеместно), составляет уверенность и основу суждения множества подобных тебе Homo Sapiens.
И тогда чувственная идеальной формы этого мира, воплощенная в вашей уверенности, восстает против того, что вы не самое сокровенное и индивидуальное в этом мире, ведающее секретами жизни и устройства бытия. Тогда, может быть, чувственное говорит нам о том, что существует гордость познания. Каждый по разному реагирует на обнаружение своей не уникальности и не способности быть богом и властелином самого сокровенного в человеке (мысли), но большинство из нас непременно апеллирует к авторитетности и к прошлому, задействуя прекрасный принцип «Знание есть припоминание» (Платон). «Покойники» всегда внечувственны для познания и поэтому они есть средоточие именно рассудочного, зацикленного на универсальную подробность субъекту познания (и Гегель, и Кант, и Аристотель, и все, все, все были людьми, т.е. в категории рода полностью подобными каждому из нас). Смерть обезличивает и обесчувствывает содержание результата познания. Не менее действенный способ поставить подобие результата познания как цель в качестве подобия. Такова идеология и политика Христианства. Субъект высказывания впервые предстает как возможно подобный, но требующий присоединения к себе (абсолютная причастность форма абсолютного подобия) не через форму присоединения мысли (это только один элемент), но через реализацию идеального начала (заповеди учения, идеальная рассудочная форма бытия возможного) в действительное в рамках восприятия одного индивидуума (верующего), т.е. конечная цель полнейшее воплощение в чувственном первично идеального начала. При этом для того, чтобы не происходило естественного процесса «коррозии» при прохождении идеального в чувственное создается институт сторонних наблюдателей, бытие которых никоим образом не может быть связано чувственными рамками с теми, кто проводит в свою жизнь, в свое чувственное, идеальное начало, иначе была бы возможна синхронизация процессов, а, следовательно, само идеальное начало было бы размыто относительно пределов самое себя в отражении личного сознания. Институтом таких сторонних наблюдателей становится церковь, задача которой именно в сохранении стандартов идеального и формы их воплощения в действительном в отношении неопределенного круга лиц.