Привет Слав! Или теперь «гражданин Панкратов» к тебе надо обращаться? не дожидаясь ответа, видя растерянность чекиста, я продолжил. Седых, кстати, тоже здесь. Недавно с ним в одной камере сидел. Помнишь такого?
Семён! много позже отозвался мой бывший телохранитель. Вот значит что за зверь такой, который Захлюстина покалечил! Бузить не советую! Ты меня знаешь, но и я тебя знаю! К тому же, нас здесь двое таких. Специально ради тебя вызвали из опергруппы особого назначения. Обрати внимание, чтобы доставить в целости и сохранности куда надо.
А надо-то куда? живо поинтересовался я.
Разговорчики! Налево! Пошёл! вмешался надзиратель и мы начали движение.
Там узнаешь, всё же буркнул на ходу Слава.
Спустя пару минут я уже философствовал на тему, как мало человеку нужно для счастья, а потом, меня не только переодели в сухое, причём, моего размера и с уже пришитыми знаками различия, но и переобули в новые сапоги. А вот затем меня попытались побрить. Понятно, что реакция моя была самая бурная. Дать зарезать себя опасной бритвой за здорово живёшь я не собирался. Скажут потом самоубийство под тяжестью вины и привет. Моё предложение побриться самостоятельно встретило, как ни странно, точно такое же возражение. Слава, а именно он был старшим «эскорта», ссылаясь на приказ, категорически отказывался давать мне в руки хоть что-то острое, чтобы я не мог нанести себе вред.
Слушай, если так, то сам посуди, стал я урезонивать сопровождающего, будешь ты меня брить, я головой когда не надо дёрну и всё. Получится, что ты меня и прирезал. И как это будет выглядеть в свете твоего приказа? Плохо будет выглядеть! Давай бритву сюда и отойди, мало ли, толкнёшь. Или пойду небритым, мне всё равно. Да и не сказать, что с утра сильно зарос. Который час ныне?
Около полуночи, автоматически отозвался Панкратов.
И куды ж мы в такую рань?
Не надоедай, сказано увидишь.
Да, знаешь, если вы меня под белы рученьки да домой, ответил я намазывая мыльную пену на физиономию, это одно дело. А если меня во всё чистое переодели, чтоб я на том свете поприличнее смотрелся, так совсем другое.
Не могу сказать, отрезал чекист, но гарантирую, ни по пути, ни на месте, твоей жизни ничего не угрожает.
Ладно, поживём увидим.
Спустя двадцать минут меня ввели в просторное помещение с окрашенными светло-зелёной краской стенами, впрочем, насчёт противоположной от входа, я не уверен, ибо оттуда, прямо в глаза мне светил прожектор, не настольная лампа, а именно прожектор. Такие, наверное, используют в театре, чтобы сцену подсвечивать, но тут единственным артистом был я, а зрители прятались в слепящих электрических лучах. Присутствовало, кроме оставшегося в комнате конвоя, ещё одно действующее лицо. Сбоку от меня, у стены, в самом углу стоял стол за которым сидела девушка-стенографистка. Симпатичная и совсем молоденькая, одним своим видом, не смотря на наигранно-строгое выражение лица, вызывавшая добрую улыбку. Казалось, что она вот-вот не сдержится и прыснет смехом. От таких мыслей я не удержался и подмигнул своим единственным не подбитым правым глазом.
Садись, то ли приказал, то ли предложил Слава, имея ввиду стоящий чуть впереди стул. Не табуретку, как я ожидал, а стул со спинкой и даже не прикрученный к полу! А ну как я его в «президиум» запульну? Следователь, мокрый кот, совсем, наверное, страх потерял.
Приступайте, товарищ Берия, голосом Сталина сказал свет.
Гражданин Любимов, не желаете ли вы разоружиться перед партией и чистосердечно признаться в своей вражеской деятельности? хороший вопрос, Лаврентий Павлович.
Ночи доброй, товарищ Сталин. И вам товарищ Берия всего самого наилучшего, не удержался я от того, чтобы не поздороваться. Стесняюсь спросить, вы что-то серьёзное накопали? Или опять какие-то смутные подозрения?
Во-первых, вы для нас не товарищ, гражданин Любимов! Обращайтесь к нам взаимно. Во-вторых, вопросы здесь задаю я! Повторяю свой вопрос, не желаете ли вы раскаяться и этим облегчить свою участь? нарком внудел демонстрировал исключительную жёсткость.
Зачем же вы так, товарищ Берия? изобразил я обиду. Для меня и товарищ Сталин, и вы, всегда останетесь товарищами и обращаться я к вам буду именно так. Не смотря на то, что вы, товарищ Берия, в последнее время изволите не по-детски шалить, расстраивая меня до невозможности. Надеюсь, моя позиция не повлечёт применение специальных методов допроса, как в случае с моим командиром, товарищем Седых?