Здравия желаю, Артемчик!
И вам того же, товарищ майор! Я посылаю сигнал лицевым мускулам и расплываюсь в радушной улыбке. Впрочем, майор того заслуживает. Бравый наш военрук несмотря на пенсионный возраст выглядит вполне бедово. Бойся, девки, русских парней! В особенности майоров. Металлический полумесяц отшлифованных языком коронок сводит с ума, капустный кочан на фуражке вызывает черную зависть. Мундир безукоризненно выглажен, чуть выше ватерлинии глянец юбилейных и боевых наград, ниже штаны с лампасами, на заду лихо приколотая любимыми учениками бумажка с кружком мишени и дерзкими словами: «Целься, лохи, сюда!»
Хорошо выглядишь. Правда, правда! майор, лучась фиксатой улыбкой, обнимает меня за талию. С ранее неведомым любопытством я заглядываю ему в рот, заботливо пересчитываю фиксы. Одна золотая, четыре из нержавейки всего, стало быть, пять. Точь-в-точь как лучиков у кремлевской звезды. Интересно, у майора они тоже вылетают? Или стоят до последнего, насмерть?
Слыхал, какого штурмовика в наших лабораториях отгрохали! С обратной стреловидностью крыла! Нигде нет, а у нас есть.
Исессно! Наша авиация лучшая в мире! Подыгрываю я. Если надо, поднимем в небушко Су-37, и те же «Стелз» пачками на землю посыплются.
Майор трепетно хватает меня за плечо.
А Ту-160-й! Наш непревзойденный, с тридцатью шестью ракетами на борту! Его ж одного на всю натовскую эскадрилью хватит!
Кто же спорит, товарищ майор! Вы бы еще про «Черную Акулу» помянули! Разве можно ее с чем-нибудь сравнивать? Запад сыт и оттого ленив. Что они могут там придумать, кроме стиральных машин с кофеварками?
Голова майора умиленно качается точь-в-точь, как у китайского болванчика. Подобные речи наш военрук обожал и в прежние времена, сейчас подобный бальзам для него первейшая необходимость. Вроде бальзама «Битнера» перед сном. Что поделаешь, поколение ветеранов, бравших Варшаву и Прагу, лечится призрачным могуществом былого, потребляя воспоминания, как микстуру горькую, но целебную. По паре таблеточек в день, по чайной ложечке с утра. Вот, дескать, помню, вставал я и шел в магазин за кефиром, кефира не было, зато имелось молоко по двадцать восемь копеек за литр! Двадцать восемь, дорогие мои! Не центов, не рублей, а копеек!.. Словом, жили памятью о прошлых завоеваниях, цеплялись за кромки расколовшегося айсберга. Западный «Титаник», скалясь иллюминаторами, описывал вокруг тонущих развеселые круги, но мы вовсе не тонули! Мы делали вид, что плещемся и закаляемся, с браса переходя на лихой кроль, к иллюминаторам и расплющенным о стекло пятачкам любопытствующих протягивая разудалые славянские кукиши. СОСа ждете? Не дождетесь! Не соснуть вам во веки веков нашей слабости!..
Да-а! Молодцом ты стал, определенно молодцом! гудит военрук. А о Никоновском автомате слыхал что-нибудь? Чудо, говорят, двадцать первого века!
Ясное дело, слыхал. У нас во дворе мальцы семилетние из досок их выстругивают.
Ну да?
Так гордятся же!
Это хорошо. Надо им, понимаешь, внушать Не можешь дать детям богатств, дай идеологию! Когда нищие материально нищают духовно, это совсем скверно В Пентагоне, говорят, не смогли понять устройства автомата. Разобрать-то разобрали, а обратно собрать не сумели, представляешь? Два военспеца с расстройства в отставку подали.
Может, не два, а больше. Пугать не хотят.
Оно конечно! Не оскудеет земля русская умами. Петр Артамонов первый велосипед у нас выдумал, а ездим на китайских драндулетах, это как?
Свинство и недогляд.
Вот именно! Но все поправимо, Артем! Уверяю тебя, майор заговорщицки приближается. Мы все равно как тараканы! Нас травят, а мы только сильнее становимся.
Я тут же припоминаю недавнее словоизлияние Семы. Может, они даже знакомы?
Ничего, Артем, травленные да угнетаемые всегда умели сплачиваться. Этакий отпор на внешнее презрение. Правительство на нас чихает, Европа санкциями засыпает, а мы им новацию за новацией!
Такие речи и в школе? я начинаю говорить чуть тише.
Своим огольцам я, понятно, такого не говорю, военрук доверительно улыбается. Только тебе, Тема и никому больше.