Прежде полицейская братия представлялась Мармеладову сворой оскаленных псов, а сейчас в его сознании возник образ крысиной стаи, эти тоже могут загрызть до смерти, но процесс сей будет гораздо противнее.
Что с тобой? отвлек от размышлений почтмейстер.
Вспомнилось, как я с повинной приходил. Десять лет прошло, а в обстановке подобных мест ничего не меняется. Такое впечатление, что дверь отворится и войдет поручик Порох
Полковник Порох, раздался насмешливый голос за его спиной. Кое-что, знаете ли, меняется, Родион Родионович!
Романович.
Да-да, я помню.
Усы, стоящие в разные стороны, тронула седина, а мелкие черты лица покрылись сетью морщин. Но первостепенная перемена состояла в том, что из помощника квартального надзирателя Илья Петрович выслужился до следователя по особо важным делам Охранного отделения. Именно его прислали из Петербурга для разбирательства в истории с фальшивой бомбой.
Вы знакомы? удивленно спросил канцелярист, подавший им протокол.
Знакомы, но приязни меж нами мало, сухо сказал Мармеладов. Я нарочно в столицу не поехал, чтобы лишний раз с вами не встретиться. И надо же, какая сатира!
Признаться, я тоже предпочел бы держаться в некотором расстоянии, холодно парировал Илья Петрович. Вот, едва с поезда, а настроение уже испорчено.
Они не сверлили друг друга взглядами, как это делали бы заклятые враги. Да и вряд ли можно назвать их противниками. Но в прошлом случилось между ними нечто неприятное для обоих, а теперь, в момент встречи, вышло наружу. В комнате явственно возникло напряжение, сродни тому, что ощущаешь в воздухе перед грозой.
Супруга моя читает ваши критики, восхищается едкостью замечаний. Как это вы недавно выразили «Поэт сей ошибочно мнит себя новым Пушкиным, скорее бы уж кто возомнил себя новым Дантесом». Все в восторге! А я угадываю в этом призыв к смертоубийству. Выпирает это желание тайное, как бы вы ни пытались скрывать. Я, в отличие от г-на N, в исправление убийц не верю. На том и распрощаемся, г-н бывший студент. С этого момента запрещаю вам к данному расследованию касательство иметь.
Экий вы, Илья Петрович, спокойный стали. Прежде чуть что наружу вспыхивали, не зря же Порохом прозываетесь. Теперь же все клокотание происходит где-то внутри, будто там гремучий студень, который без специальной колбы со ртутным порошком не взрывается. Невероятное самообладание! Позволите ли, в связи с этой переменой, величать вас Динамитом?
Я па-а-апрашу! вскипел было полковник, но тут же понял: Мармеладов этого и добивается. Отвернулся и зашагал прочь, бросив на ходу канцеляристу:
Ты бумаги-то у них забери и гони взашей.
Через пять минут вернулся в каморку, растревоженный мыслью: откуда бывшему каторжнику известно устройство бомбы? Но критика уж и след простыл.
Студенты Бывшие, нынешние, клятые, мятые. Нахватаются образований, а потом от большого ума страдают. И ладно бы только себе вред какой учиняли, так нет, через них другие горюшка хлебнут, проговорил Илья Петрович ни к кому конкретно не обращаясь. Была бы моя воля, все университеты бы запретил. Вольнодумство это оттого, что набили в голову кучу мыслей, а работать не хотят. Служить не хотят. Дело исполнять кукиш, а языком поболтать, нате-пожалуйте. Тьфу!
IX
В трактире подавали вареники на любой вкус: с картошкой и грибами, с жареной требухой, с творогом и с брусникой. Митя, отведавший по под-дюжины каждого вида, пребывал в блаженном состоянии и рассуждал о насущном.
Тут ведь как? Почтальоны мои уверены, что в холодную погоду надо непременно выпить для сугреву. Это они балбесы, конечно. Надо больше есть, причем жирное да горячее, одеваться теплее и никакой мороз не страшен. А пьяный почтальон адреса перепутает, письма не туда отнесет
Шубин вяло облизывал ложку, думая о чем-то печальном, а скорее, даже не думая, просто упиваясь жалостью к себе.
Презабавный случай был, продолжал почтмейстер. В минувшем феврале, помните, морозы трещали такие, аж птицы на лету падали замертво? Один мой бродильщик зашел в кабак, выпить водки. Смотрит, там знакомый дворник за той же надобностью, значит. Согреться. Почтальон и говорит: «Ты же, мил-человек, у Голицына служишь?» «Служу-с!» «А снесешь письмо Екатерине Федоровне?» «Отчего же не снести»
Мармеладов тоже пребывал в задумчивости, но по другому поводу. Нельзя сказать, что его не трогали страдания ограбленного директора, но загадка с актером Столетовым занимала сыщика гораздо сильнее. Митю он почти не слушал, но того не смущало отсутствие внимания со стороны приятеля: