Ван Мэн
Пейзажи этого края. Том 2
Глава двадцать первая
Майсум рассуждает о Марксе, Ленине, Сталине и приглашает Тайвайку на ужин«Начальник отдела» Майсум, всегда бывший в курсе последних событий, той же ночью уже знал об истории с конфискацией коровы. На следующий день с рассветом, невзирая на сомнения и возражения жены, Гулихан-банум, он, держа перед собой большую миску с топленым молоком поверх него, радуя глаз, масляно сверкала толстая плотная корочка сливок, пришел домой к Ниязу Входя в ворота, он моментально сменил довольную улыбку на хмурую мину искреннего сочувствия.
Тут будет уместно пояснить, что коровы, которых держат илийские крестьяне, раза в два, а то и в три меньше, чем породистые датчанки или голландки; молока они дают от полутора литров до семи-восьми, корма им надо не так много. Ханьское население внутренних районов зачастую даже не представляет себе, как это крестьяне на севере Синьцзяна держат коров как они их могут прокормить? Люди думают, что держать корову большая роскошь и широкий размах. Так что лучше читателю знать, что речь идет о мелких непородистых коровах.
Хозяин дома только что умылся, на щеках его еще блестели капли воды и сопли. Босой, он сидел на краю кана. Нежданный гость застал его врасплох он как сидел, так и застыл в испуге. К подавляющему большинству людей Нияз относился по привычке враждебно: если кто-то обращается к нему то наверняка лишь затем, чтобы обмануть или навредить, так он считал. С опаской и подозрением он разглядывал желтовато-бледное лицо Майсума и не ответил на приветствие гостя, впервые посещающего его жилище, не сказал полагающееся «прошу вас, входите» и даже не изобразил на лице хотя бы подобие улыбки.
Кувахан, как женщина, вела себя совершенно иначе; она не стала пристально вглядываться и гадать, кто там пришел: она раздувала очаг, и пепел запорошил ей глаза, широко раскрывать их было больно, но даже одним, сощуренным глазом, сквозь выступившие слезы она успела измерить толщину сливок на молоке и прикинуть их густоту и жирность. Каждая морщинка на ее лице сложилась в улыбку. Она тут же запричитала: так и посыпались «Аллах!», «Худай!», «входите, пожалуйста!», «садитесь поудобнее!»; Кувахан одновременно скатывала неубранную постель, хватала, тянула, пинала, толкала еще не до конца пробудившихся ребятишек. В ее вскрикиваниях и суете выплескивалась через край непосредственная и дешевая радость как у жадного до еды ребенка, раскопавшего в груде мусора леденец на палочке, неприкрыто высовывалось такое заискивающее кокетство, что, закрыв глаза, можно было подумать, будто это в эмоциональной горячке тараторит девочка-подросток.
Майсум поставил миску с молоком, сделал вид, будто не замечает неприятных запахов и щиплющей нос гари, не спеша присел на край кана, облокотившись о подпирающее потолок бревно его недавно воткнули посреди комнаты, потому что балки растрескались, и то ли с умыслом, то ли невзначай спросил:
Чай еще не пили?
Ай-я, вай-я! Какой-такой у нас чай?! Вы посмотрите, как мы живем! Разве это жизнь? У нас, бедных-несчастных, даже корову отобрали. Ай, Алла, ой, Худай! Мы что помещики? Откуда у нас деньги покупать молоко? Нет у нас денег, у нас денег нету!
Хватит болтать! остановил Нияз Кувахан. Скорей вари чай, накрывай на стол, скатерть стели!
Сейчас-сейчас. А чай в этот раз тоже плохой. В прошлом месяце я поругалась с продавцом в сельпо. Ах, плохих людей на свете так много! С тех пор он не дает мне хорошего чая одна крошка и палки В радостном возбуждении от того, что гость принес хорошее топленое молоко, Кувахан раскрыла настежь свою говорильню, но тут заметила насупленные брови мужа и его хмурый взгляд.
Нияз, не смущаясь присутствием гостя, строго одернул ее:
Меньше болтай! Когда Худай создавал человека, не надо было женщине давать язык! Женщины так много говорят, что просто беда! сурово сказал он и, улыбаясь Майсуму предложил: Садитесь на удобное место, пожалуйста!
Майсум усмехнулся про себя этой напускной солидности Нияза и молча пересел на «удобное место». Дождавшись, пока будет поставлен на кан столик, расстелена скатерть и принесен чай с молоком, он, понемногу отщипывая наан, цокая и вздыхая, сказал:
Похоже, эту вашу корову вам уже не отдадут!
Как это? одновременно вздрогнув, вскрикнули испуганные Нияз и Кувахан.