Связники «Хосаки» играли роль особых клеток, защищающих материнский организм. Мы же были мутагенами, Фокс и я, сомнительными агентами, свободно дрейфующими в мутных водах внутренней среды корпорации.
После того как ты прибыла в Вену, мы предложили им Хироси. Люди дзайбацу и глазом не моргнули. Мертвая тишина в номере лос-анджелесского отеля. Они сказали, им нужно подумать.
Фокс произнес вслух имя главного конкурента "Хосаюо в состязании умов. Как гулко оно отдалось в мертвой тишине. Фокс нарушил неписаное правило, запрещающее называть настоящие имена.
Нужно подумать, сказали они.
Фокс дал им три дня.
Перед Веной я повез тебя на неделю в Барселону. Я помню твои волосы, забранные под серый берет, отражение высоких монгольских скул в витринах антикварных лавок. Ты шагала вниз по Рамблас к Гавани Феникса, мимо стеклянных крыш торговых рядов Меркадо… апельсины из Африки…
Старый «Риц»: в нашей комнате тепло, темно, мягкая тяжесть Европы укрывает нас ватным одеялом. Я мог войти в тебя, когда ты спала. Ты всегда была готова. Видеть, как твои губы складываются в мягкое округлое "о" удивления. Твое лицо готово утонуть в пухлой белой подушке… архаичные простыни «Рица».
Внутри тебя я воображал, что вижу буйство неона, толпы людей, снующих вокруг вокзала в Синьдзюку, бредовую электрическую ночь. Ты и двигалась как бы в ритме нового века, сонная и чуждая душе любого народа.
В Вене я поселил тебя в любимом отеле жены Хироси. Тихая дрема солидного вестибюля, пол выложен плиткой наподобие шахматной доски. В начищенных медных лифтах пахло лимонным маслом и маленькими сигарами. Так легко было представить себе эту немочку здесь — заклепки ботинок отражаются в полированном мраморе, — но мы знали, что на этот раз она не приедет.
Она отправилась на курорт куда-то в Рейнланд, а Хироси — в Вену на конференцию. Когда отель наводнила служба безопасности «Мыса», тебя нигде не было видно.
Хироси прибыл час спустя — один.
— Представь себе, — сказал как-то Фокс, — инопланетянина, который прибыл, чтобы определить доминирующую форму разума на планете. Инопланетянин осматривается, потом делает выбор. Как ты думаешь, кого он выберет?
Я, вероятно, пожал плечами.
— Дзайбацу, — ответил на свой вопрос Фокс, транснационалов. Плоть и кровь дзайбацу — это информация, а не люди. Сама структура совершенно независима от составляющих ее отдельных личностей. Корпорация как форма существования.
— Только не начинай опять о Грани, — взмолился я.
— «Маас» не такой, — не унимался Фокс, не обращая на меня внимания. — «Маас»… маленький, быстрый, беспощадный… Атавизм. «Маас» — воплощенная Грань.
Мне вспоминается, как Фокс распространялся о сути Грани Хироси. Радиоактивные протонные ядра, моноклонные антитела, что-то связанное с утечкой протеинов, нуклеидов… Бешеные, называл их Фокс, бешеные протеины. Скоростные передачи внутри цепей.
Он говорил, что Хироси — настоящий монстр, что он из тех, кто сметает устоявшиеся парадигмы, изобретает новые отрасли науки, несет в себе радикальную переоценку целой области знаний. Структурная основа, говорил Фокс, и горло у него перехватывало от неземного богатства этих двух слов с высоким, едким запахом прилипших к ним трех беспошлинных миллионов.
«Хосака» желала заполучить Хироси, но и для них его Грань тоже была слишком остра. Они хотели, чтобы он работал в изоляции.
Я отправился в Марракеш, в древний город Медину.
Отыскал там лабораторию, переоборудованную под производство вытяжки из феромонов. Препарат закупался на деньги «Хосаки».
Потом мы с потным португальским бизнесменом шли через рынок Джемаха-эль-Фна, обсуждая флюоресцентное освещение и установку вытяжных шкафов. За стенами города — высокие хребты гор Атласа.