18
В таком же синем комбинезоне, но крупный, ражий, с остриженной каторжанской головой вошел Бобынин.Он проявил столько интереса к обстановке кабинета, как если бы здесь бывал по сту раз на дню, прошел; не задерживаясь, и сел, не поздоровавшись. Сел он в одно из удобных кресел неподалеку от стола министра и обстоятельно высморкался в не очень белый, им самим стиранный в последнюю баню платок.Абакумов, несколько сбитый с толку Прянчиковым, но не принявший всерьез легкомысленного юнца, был доволен теперь, что Бобынин выглядел внушительно. И он не крикнул ему: "встать!", а, полагая, что тот не разбирается в погонах и не догадался по анфиладе преддверий, куда попал, спросил почти миролюбиво:- А почему вы без разрешения садитесь?Бобынин, едва скосясь на министра, еще кончая прочищать нос при помощи платка, ответил запросто:- А, видите, есть такая китайская поговорка: стоять - лучше, чем ходить, сидеть - лучше, чем стоять, а еще лучше - лежать.- Но вы представляете - {кем я} могу быть?Удобно облокотясь в избранном кресле, Бобынин теперь осмотрел Абакумова и высказал ленивое предполо[108] жение:- Ну - кем? Ну, кто-нибудь вроде маршала Геринга?- Вроде {кого}???..- Маршала Геринга. Он однажды посетил авиазавод близ Галле, где мне пришлось в конструкторском бюро работать. Так тамошние генералы на цыпочках ходили, а я даже к нему не повернулся. Он посмотрел-посмотрел и в другую комнату пошел.По лицу Абакумова прошло движение, отдаленно похожее на улыбку, но тотчас же глаза его нахмурились на неслыханно-дерзкого арестанта. Он мигнул от напряжения и спросил:- Так вы что? Не видите между нами разницы?- Между {вами}? Или между {нами}? - голос Бобынина гудел как растревоженный чугун. - Между {нами} отлично вижу: я вам нужен, а вы мне нет!У Абакумова тоже был голосок с громовыми раскатами, и он умел им припугнуть. Но сейчас чувствовал, что кричать было бы беспомощно, несолидно. Он понял, что арестант этот - трудный.И только предупредил:- Слушайте, заключенный. Если я с вами мягко, так вы не забывайтесь...- А если бы вы со мной грубо - я б с вами и разговаривать не стал, гражданин министр. Кричите на своих полковников да генералов, у них слишком много в жизни есть, им слишком жалко этого всего.- Сколько нужно - и вас заставим.- Ошибаетесь, гражданин министр! - И сильные глаза Бобынина сверкнули открытой ненавистью. - У меня ничего нет, вы понимаете - нет ничего! Жену мою и ребенка вы уже не достанете - их взяла бомба. Родители мои - уже умерли. Имущества у меня всего на земле - носовой платок, а комбинезон и вот белье под ним без пуговиц (он обнажил грудь и показал) - казенное. Свободу вы у меня давно отняли, а вернуть ее не в ваших силах, ибо ее нет у вас самих. Лет мне отроду сорок два, сроку вы мне отсыпали двадцать пять, на каторге я уже был, в номерах ходил, и в наручниках, и с собаками, и в бригаде усиленного режима - чем еще можете вы мне [109] угрозить? чего еще лишить? Инженерной работы? Вы от этого потеряете больше. Я закурю.Абакумов раскрыл коробку "Тройки" кремлевского выпуска и пододвинул Бобынину:- Вот, возьмите этих.- Спасибо. Не меняю марки. Кашель. - И достал "беломорину" из самодельного портсигара. - Вообще, поймите и передайте там, кому надо выше, что вы сильны лишь постольку, поскольку отбираете у людей не все. Но человек, у которого вы отобрали все - уже не подвластен вам, он снова свободен.Бобынин смолк и углубился в курение. Ему нравилось дразнить министра и нравилось полулежать в таком удобном кресле. Он только жалел, что ради эффекта отказался от роскошных папирос.Министр сверился с бумажкой.- Инженер Бобынин! Вы - ведущий инженер установки "клиппированная речь"?- Да.