Там Аслан впервые за многие месяцы услышал от итальянцев ласковое "си, си" "да, да", увидел необыкновенно приветливые лица.
Итальянцы ему нравились, Аслан полюбил их песни, особенно одну, в которой нежно звучало чудесное слово "мама". Пела по утрам какая-то девушка; слова песни долетали и на лагерный двор.
Мама, сон танто феличе
Перке риторне да те...*
______________
* Мама, я счастлив, что возвращаюсь к тебе... (ит.)
Аслан не понимал слов, но песня волновала его. Сильный, красивый голос завораживал, напоминал родные азербайджанские напевы.
Аслан бросал работу. Слушал. Девушка уходила, звуки ее голоса замирали вдали, а он все сидел в задумчивости. И хотя мечты уносили его далеко, лагерь оставался лагерем - высокие каменные стены, колючая проволока, сторожевые вышки, цепные собаки, суровые надзиратели...
Увидит ли он когда-нибудь эту девушку, услышит ли завтра ее голос?
Аслан попросил итальянцев, и они вызвались помочь ему выучить песню "Мама": он споет ее своим друзьям, когда вернется на родину... А что он вернется домой - в это Аслан верил непоколебимо. Конечно, одного желания было для этого мало, и потому, приглядываясь к другим, Аслан искал помощников и сообщников, мучительно размышлял, как вырваться из неволи. Пленные знали и чувствовали, что большинство населения ненавидит фашистов; каждый житель этой местности (словен или итальянец - все равно) готов был помочь.
Мысль о побеге не покидала Аслана ни днем ни ночью. От друзей итальянцев Аслан впервые услышал о том, что в горах Триглава действует сильный партизанский отряд.
Через них же Аслан раздобыл гражданскую одежду и вот уже много дней носил ее под лагерной пижамой.
...Побег удалось осуществить быстрее, чем он рассчитывал. Это случилось, когда партия пленных работала на железнодорожной станции и началась бомбежка. Часовые сразу же кинулись в укрытие, а пленные попрятались кто где мог. Аслан, улучив момент, нырнул под вагон, перелез на другую сторону и добежал, пока еще не рассеялись дым и пыль, до первых станционных построек. В это время самолеты зашли на бомбежку еще раз. Ну что ж, пусть заходят еще и еще...
Он бежал без оглядки, пока не выбился из сил. Сзади грохотали разрывы, вверху слышались хлопки зенитных снарядов.
Вперед, вперед! За поселком - густой зеленый лес, в нем - свои люди, братья; впереди - долгожданная свобода. Еще немного - и он спасен, и конец позорному рабству!
Бомбардировщики улетели, паника улеглась, и сразу же послышались крики охраны, собиравшей пленных. Минуту спустя затрещали немецкие пулеметы.
Аслан перелез через каменную ограду и оказался в чьем-то запущенном саду. Оглянувшись, он сбросил с себя ненавистную одежду военнопленного с буквами SK.*, закопал ее в старой воронке. Никогда больше он не позволит снова надеть на себя эти позорные рубища.
______________
* SK (совьет кругсгефанген) - советский военнопленный (нем.).
Так начался для Аслана тот день - самый светлый в жизни, необыкновенный, замечательный августовский день 1943 года.
Бежать он больше не мог - надо было отдышаться.
Он стоял, тяжело переводя дух, под черешней, ветки которой обвисли под тяжестью ягод. Увидел ягоды... В глазах загорелся огонек... Протянул дрожащую руку - сорвал одну, другую... Ел быстро, прислушиваясь, нет ли погони. И хотя желудок был уже полон, глаза все еще не могли насытиться.
Когда успокоился, до слуха его донеслось тихое журчание ручья.
Аслан спустился к нему, припал к чистой воде.
Потом умылся. И почувствовал себя так, будто заново родился.
Вскоре он вышел из сада, одетый, как большинство здешних мужчин, в темную рубашку и черные брюки. Огляделся - никого.