Правда, она карикатурно упрощала их обоих, словно они были законченными себялюбцами, поддразнивая этим брата. Ему не по вкусу Цыганков? Он тревожится за глупенькую сестренку? В том-то и печаль, что, когда дело касается родственников, мы становимся просто бесцеремонными дикарями. А ведь только дикари могли считать, что все вокруг враждебно, и бояться любой неизвестности. Вот и Митя боится, а чего боится, наверное, и сам не знает.
Она быстро решила, что хватит говорить об Ирине и нечего трогать Цыганкова. Что будет, то и будет. Если опасность Цыганкова только в том, что он беззаботен больше, чем остальные, то Митя может считать его своим зеркальным отражением.
- Давай не пользоваться чужими мерками? - предложила Шурочка. - На месте Ирины я бы не стала с запозданием взывать к старорежимной морали... Она весело оскалила зубы, чувствуя, что у нее получается лукавая обаятельная гримаса. - Ха-ха, Митенька! - И показала ему язык.
- Муму! Самая настоящая Муму, - улыбнулся брат.
Он предполагал, что Шурочка была смелой с Цыганковым только на словах и что весь ее "громадный опыт" общения с парнями заключается в десятке неумелых поцелуев да в смутных мечтаниях.
4
Агафонов решил: пора заканчивать северную жизнь, пора возвращаться на родину. Он уже двенадцать лет прожил в северных городках Тюменской области, и эти годы стали сливаться в картину бескрайней дороги, летом раздолбленной бетонки, зимой - проложенного по болотам зимника. Во время езды вспоминался родной дом. Среди однообразной тайги вдруг открывалось голубое окно, в котором было видно семилетнего мальчишку, выпускающего лучшую пару голубей, чтобы приманить чужую голубку. В детстве Агафонов как будто тоже летал вместе с голубями. Но когда он остался в шестом классе на второй год, его отец пришел в Грушовку к деду и разломал голубятню. Отец вырос в поселке, сам когда-то гонял дутышей и турманов, но, переехав в город, хотел видеть своих сыновей горожанами.
Это ему вполне удалось осуществить со старшим сыном, Валерианом. Валерка занимался радиолюбительством, дымил паяльником, наполняя комнату сладковатым запахом канифоли. Начав с простейшего детекторного приемника, он недолго задержался на ламповых моделях и освоил транзисторы. Попутно успевал ходить в шахматный кружок при Дворце пионеров. Валериан как будто жаждал осчастливить отца своими способностями, а жизнь младшего сына проходила в полной свободе и нечастых огорчениях по поводу необходимости донашивать Валеркины рубахи и штаны. Братья не дружили. Старший замечал присутствие младшего тогда, когда Агафонов нарушал его представления о порядке и дисциплине. Летом Агафонов часто болтался по пляжу, собирал пустые бутылки. Он играл в карты "на собственные уши", порой ходил с сизыми варениками на месте ушей, но никогда не тратил заработанных монет на то, чтобы откупиться. Дома ему не давали ни копейки, а Валериану всегда выделялось несколько рублей для покупок в радиомагазине. Отец бы только раскричался, если бы Агафонов заикнулся о покупке какой-нибудь пары мохноногих.
Грушовка враждовала с городом. Поселковые мальчишки, перейдя мост через водохранилище, неприметно вступали в большой двор, образованный пятиэтажными домами, и после недолгих разговоров начинали задираться. Они выбирали себе жертву из тех, кто выделялся либо велосипедом, либо беретом, либо красивой курткой. На отобранном велосипеде выписывались виражи, а беретом играли как мячом.
Вражда велась, видно, еще с тех времен, когда на берегу реки был построен завод англичанина Хьюза и с одного берега выросли землянки и балаганы рабочих, с другого - дома инженеров и мастеров.