Если она видит у меня на столе «Богатство народов» Адама Смита, она начинает беспардонно поносить автора, тогда как к Юму испытывает прямо-таки нежные чувства.
«Сориты», напоминаю я миссис Б. Когда рептилия превратилась в первую птицу, когда фырканье и взвизгивание стали первым языком, когда образовались первые слова, подобные тем, которые употребляем мы, и как их научились понимать?
— С вашего разрешения я пройдусь пылесосом по ковру и на этом закончу уборку.
И последнее: так живое существо огонь или нет? Мы вольны ответить на этот вопрос, как мы считаем нужным. Ксантики выбрали определение, на котором была построена вся их философия, вся система мышления, в течение столетий господствовавшая среди тайных сторонников этой секты, пока последняя жертва не встретила смерть со словами: «Пусть мои мысли воспламенят ваши; И пусть моя душа вечно горит в ваших сердцах». В каком-то смысле возможно, что последнего ксантика не существовало вообще.
Перечитав этот отрывок после того, как миссис Б. оставила меня в покое, я заметил, что в нем многое недоговорено. Когда жили ксантики? Где? О единственном источнике, к которому меня отсылали — «Энциклопедии» Жана-Бернара Розье, — я никогда не слыхивал.
Я заглушил голос любопытства во время обеда; миссис Б. подала вкуснейший суп, а готовить супы она была большая мастерица, и к тому же отвлекла мое внимание рассказом о болезни своей сестры. Но миссис Б. ушла домой, и передо мной опять возникла загадка ксантиков, наподобие тех вкуснейших шариков из мяса и картофеля, что я обнаружил на дне своей тарелки, после того как под разговоры миссис Б. о камнях в печени вычерпал всю жидкость.
Я внимательно изучил несколько других книг, которые могли бы иметь касательство к этому вопросу, но не нашел в них ни единого упоминания о ксантиках, а поскольку автор «Эпистемологии и неразумности» сообщает о себе только имя — Ян Мюр, не приводя никаких дополнительных данных, которые помогли бы отличить его от бесконечного множества людей, носивших то же весьма распространенное имя, найти его и узнать, какими источниками он пользовался, представлялось невозможным. Я стал думать, что в этой неуловимости есть даже что-то подозрительное, особенно когда заметил, что в книге нет ISBN; перелистав «Указатель издательств», я к тому же обнаружил, что название издательства, якобы выпустившего эту книгу — «Торус академик», — было просто ширмой для авторского тщеславия. Посему у меня появились основания полагать, что издание этой книги было мистификацией, замшелой ученой шуточкой или методом обнародования очередной заумной теории. Я понимал, что смогу убедиться в несостоятельности своих подозрений, только обнаружив «Энциклопедию» Розье; этого же, как я уже упомянул, мне до сих пор не удалось, хотя я потратил несколько недель на тщательные поиски, которые даже помешали мне написать тебе раньше. Зато я сумел откопать загадку, заинтересовавшую меня гораздо больше, чем история какой-то никому не известной и давно исчезнувшей секты.
Поначалу, однако, я забыл про Розье и ксантиков. Не найдя никаких ссылок на них в имеющихся у меня справочниках, я вернулся к прерванной работе (все это произошло месяца четыре назад, когда я, как тебе известно, писал статью для «Скоте мэгэзин» о памятниках старины в Шотландии). Наверное, я не стал тогда писать тебе об этой загадке, потому что был угнетен постигшей меня неудачей.
И вдруг три недели назад, просматривая индекс только что вышедшей книги, которую я увидел на распродаже и которая была посвящена издательскому делу во Франции XVIII века, я обнаружил в нем имя Жана-Бернара Розье. Я немедленно купил эту книгу.
— Господи Боже мой, еще книжку притащил! — гневно воскликнула миссис Б., увидев мою новую покупку, и ушла заниматься разборкой белья для прачечной.