Станчиков и Коготь стояли у подножия насыпи, прислонившись к большой старой ели, прятали в кулаки огоньки сигарет.
На рельсах все говорят правду, более полную, чем в церкви на исповеди.
Мне рельсы тоже нравятся. Ни бить человека не надо, ни мучить, все само собой получается. Коготь, а ты бы на рельсах правду сказал?
Чтобы сказать правду, ее знать надо, а я предпочитаю лишних вопросов не задавать.
Красные огоньки поезда скрылись за поворотом. Коготь прислушался: что-то катилось к ним по откосу, шурша в траве. Что это, он уже знал, и поэтому отступил в сторону. Станчиков же был не так догадлив, прямо у его ног застыла отрезанная голова наркоторговца. Станчиков вскрикнул и отскочил.
Не бойся, за палец не укусит, расхохотался Коготь. Ты поддай ее ногой.
Станчиков неумело перекрестился и аккуратно откатил голову в густую траву.
Нехорошо, когда покойник по частям валяется.
Долго валяться не будет, уже завтра путейцы найдут, милицию вызовут. А нам с тобой ехать надо.
Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, ехал поезд запоздалый, напевал себе под нос Коготь, взбираясь на откос. Любил я в детстве ходить по рельсам, сказал он, расставляя руки и балансируя на одном рельсе. Теперь не получается, а раньше я хоть километр мог пройти, он соскочил в хрустнувший щебень и сбежал по откосу.
Станчиков все еще оглядывался. Он уже в который раз не мог понять, как так получается: был человек, проехал поезд, и на тебе, ни крови, ни рук, ни тела, ни веревок, одна голова осталась. Было в этом что-то мистическое, но так было даже спокойнее, чем если бы труп остался лежать на железнодорожном полотне.
Прикол с рельсами предложил босс Станчика и Когтя Полковник. Сам он на подобные забавы не выезжал, ему же про рельсы рассказал дед, знаменитый украинский партизан. Так они расправлялись с полицаями и захваченными в плен немцами привяжут к рельсам, а сами под деревьями ждут.
Продолжая напевать незатейливую песенку про рельсы и шпалы, Коготь уверенно гнал огромный джип к городу.
Злые мы какие-то, докуривая уже третью сигарету, сказал Павел Станчиков. И ты злой, Олег, и я. Война нас, наверное, такими сделала. Представляешь, наши деды четыре года с фашистами воевали и все равно не такие злые, а мы как звери. К Полковнику подходить страшно бывает
Я тоже его боюсь. Глянет, так у меня аж позвоночник хрустеть начинает. Может, свинтить нам и с концами?
Свинтишь тут Коготь барабанил пальцами по баранке, из-под земли вытянут. И знаешь что, Пашка, самое плохое?
И что же?
То, что нас с тобой в случае чего даже к рельсам привязывать не повезут. Кто мы для Полковника? Таких, как мы, он сотнями на тот свет отправлял, так что одним солдатом больше, одним меньше ему все до плеши. Сердца у него нет, у него только бабки на уме, а мы для него солдаты. Кстати, набери, позвони, на месте он?
Станчиков взял мобильный телефон, быстро набрал номер:
Пятый, это я, Станчиков говорит. Шеф на месте?
Скажи, через сорок минут мы будем. У нас все в порядке, пусть не волнуется.
Да поторопимся, понимаем, ночь.
Давай, гони быстрее, отключив телефон, пробурчал Станчиков, глядя на стрелку спидометра, дергающуюся у цифры сто, Полковник злится, дважды спрашивал, где мы. Представляешь, сам даже позвонить ленится, небось сидит жрет и на девок глазеет.
Мы с тобой недавно тоже глазели.
Мне на них смотреть не хотелось.
А я стресс снимал, Коготь нервно дернулся, но машина при этом не вильнула ни на миллиметр.
Подъехав к шлагбауму, Коготь посигналил. Заспанный охранник выскочил на улицу, подошел к машине и взглянул в лобовое стекло. На лице появилась улыбка, шлагбаум взлетел вверх, и охранник, дурачась, отдал честь.
Придурков набрали!
Молодая поросль, сказал Станчиков.
Джип въехал во двор. Тут Коготь уже не лихачил, кругом стояли дорогие тачки, так что даже их джип смотрелся дешевкой, и было видно, что приехали не хозяева, а обслуга. Коготь и Станчик подошли к тяжелой железной двери, снабженной прорезью из пуленепробиваемого стекла, и трижды позвонили. Над крыльцом вспыхнула лампочка, прорезь открылась, и в ней появилась пара глаз со сдвинутыми к переносице бровями.
Свои, открывай!
Даже менты своими называются, чтоб они все сдохли, чтоб под ними земля горела!
Тяжелая, как в бомбоубежище, дверь медленно повернулась на петлях, и Коготь с Станчиком вошли в узкий белый коридор, который кончался такой же массивной железной дверью, словно это был переходной тамбур на космической станции или в подводной лодке. Только заперев переднюю дверь, охранник направился ко второй.