- Интересно,- сказала Кира,- кругом культурные страны, а посередине культурных стран сидит в пещере дикий человек, рисует животных далекого прошлого и делает топор из чуть ли не современного украшения. Или, может быть, это отшельник-мизантроп, человеконенавистник?
- Ну и что же? Может быть, именно так. Вы воображаете, что это стадо антропоидных обезьян, именуемое человечеством, всем так нравится?
- Другим, может быть, и нет! Но самим-то себе, конечно, нравится! отвечала Кира.
- Это тем, кто поглупее, а тем, кто поумнее, смотреть на людей противно и они с удовольствием удерут в любую пещеру, чтобы быть подальше, не видеть этих безволосых шимпанзе.
- Вот вам бы и устроиться в пещерке, а то другие вряд ли согласятся. Да не забудьте взять с собой зеркало, в нем вы каждый день сможете видеть единственную не противную для вас обезьянку! - сказала Кира.
- Теперь я понимаю как прав был Гоголь, когда говорил "Господи боже ты мой! И так много на этом свете всякой дряни, а ты наплодил еще жинок!" буркнул, отходя Рыбников.
Так мы ничего и не поняли с этой пайцзой.
Усложняло то, что на сильно стертой поверхности пайцзы не сохранилось рисунка.
- Так как вы думаете, Рыбников,- спросил я у него вечером, когда все страсти поостыли,- надо, видимо, продолжать поиски? Эта пещера, похоже на то, что мы ищем?
Он промычал что-то неопределенное. Оглянувшись через некоторое время, я уже его не увидел. Оказалось, что Рыбников по обыкновению исчез, не прощаясь.
В этот вечер я сказал Сатанде, что это, по-видимому, не то, что мы ищем, но что будем продолжать поиски. Он промолчал, но мне показалось, немного обиделся. Однако, подумав, сказал, что другой пещеры он не знает, во всяком случае в районе Зор-таша и Курумды.
- Где же ты хочешь искать? - спросил он.
Я сказал, что, может быть, дальше, в безлюдных районах по Солон-кулю или по Сютатыр-саю. Сатанда молчал.
- Как ты думаешь? - спросил я его. Он пожал плечами.
- Зря. Но если хочешь - поедем.
В общем, он согласился искать с нами и дальше.
Во время ужина случилось нелепое происшествие. Ужин теперь у нас проходил шумно, народу много. Кира, как всегда, в центре внимания. И мне казалось, что у нее, несмотря на ее хладнокровие, все-таки начинала кружиться голова.
Я смотрел на нее и думал, будет ли она счастлива или нет? И вообще, счастливее ли судьба у очень красивых девушек, чем у других. Я стал вспоминать всех красивых девушек, которых знал, и думал, была ли их жизни лучше, чем у других.
Рядом с Кирой напротив меня сидел Вася. Он смотрел в сторону на горящий закат, и лицо его было задумчиво и грустно.
В это время я заметил, что на него же внимательно смотрит и Дима, на лице которого появилось вдруг радостное и злорадное выражение. И вдруг Димка ни с того ни с сего размахнулся и ударил Васю по лицу. Вася наклонился к земле, чашка вылетела у него из рук, он весь сжался, его лицо перекосилось, рука, державшая вилку, сжалась, и я думал, что сейчас увижу, как эта вилка будет воткнута в горло Димке. Но Димка и не думал отклоняться или защищаться от ответного удара Васи, он сидел спокойно, смотрел прямо в глаза Васе и весело улыбался.
Совершенно неожиданной и непонятной была и реакция Васи. Его лицо, вспыхнувшее злостью, внезапно прояснилось и на нем появилась еще более радостная улыбка чем у Димы, а рука, сжимавшая вилку, выпустила ее, протянулась к Димке и они обменялись крепкими дружескими рукопожатиями. Затем оба оглядели присутствующих и как ни в чем не бывало принялись за кашу.
Все застыли кто как был: кто с недонесенной ложкой, кто с открытым ртом и вытаращенными глазами. Разговоры смолкли. Но гул то негодующих, то недоумевающих, то вопрошающих криков, раздавшихся вслед за этим, не привел ни к каким объяснениям.
Так и осталось непонятным, почему один бил, а другой был бит, и чему оба радовались.